Полундра! Свистать всех наверх! – гаркнул Коккинаки.
Адмирал вскочил с дивана, поправил галстук, и все сели за стол.
Отметили встречу и награду, и я уговорил Коккинаки позвонить Громову – он ведь живет в этом доме, в этом подъезде, тремя этажами выше. Очень хотелось зайти к нему хоть на минутку и подарить свою книгу «Правое дело», где есть стихотворение о нем. Константин Константинович сначала почему-то мялся, потом позвонил и даже пошел с нами, но перед Громовым все время стоял почти по стойке «смирно», и, когда я потом спросил, отчего он так, Коккинаки ответил:
Да ведь это же Гро-о-мов! Ты понимаешь – Громов!
…Михаил Михайлович извинился, что принимает нас в домашней одежде- он был в пиджаке поверх пуловера и синей кофты от тренировочного костюма, затянутой молнией до подбородка. Седые волосы зачесаны назад, глаза голубые с крапинками. Гладко выбрит – это я почувствовал, когда мы расцеловались на прощанье. Держится прямо и потому кажется высоким, хотя ростом немного ниже меня- когда мы стояли рядом, Миша Харлампиев нас сфотографировал…
А что, разве в наше время можно написать что-нибудь правдивое? – спросил Громов.
Я прочитал стихи о нем, пришлось говорить очень громко – Михаил Михайлович стал глуховат.
Я же столько лет летал, а в авиации, ты знаешь, – обратился он к Коккинаки, – все глохнут.
Он сидел за столом, накрыв колени клетчатым пледом. Взял со стола несколько исписанных листочков – он работает над книгой…
Личность, подражать которой было бесполезно. У него учились. Почитали. Потом, еще при жизни, забыли. Такова природа человека, ничтожного в своей массе и уникального в штучном исполнении, таком хотя бы, как сам Громов.
И все-таки его еще не совсем забыли. На улице с ним поздоровалась незнакомая девушка лет двадцати.
Откуда вы меня знаете?- удивился Михаил Михайлович.
Вы нас не знаете, а мы вас знаем!
Этот человек сделал себя сам. Он говорит, что начал создавать себя с того дня, как отец подарил ему перочинный ножик. Однако тысячам мальчишек в разные времена отцы делали такие подарки, но из каждого ли получилось что-то заметное?
В квартире Громова не придается значения мебели – так обычно бывает у людей умных, а тем более талантливых. Я смотрел на стены и, конечно, искал следы его невероятной славы. Но в квартире такого человека почти не было атрибутов его громкой профессии. Только в рабочем кабинете я увидел два портрета Н. Е. Жуковского, фотографию самолета АНТ-25 да пропеллер от «Фармана» – настоящий «винт Жуковского», «НЕЖ». Вот и все.
