При строительстве, ясное дело, велись кессонные работы, а стройматериалы поступали партиями, в том числе и советский цемент На каждом мешке цемента была проставлена марка, обозначающая его качество. Для кессонных работ требовался цемент самого высокого качества, марки 450. Однажды, получив очередную партию, Донат вдруг ни с того ни с сего решил проверить, соответствует ли проставленная на мешке цифра качеству цемента, и велел провести анализ.
Анализ сделали, и выяснилось, что в мешке с маркой 450 оказался цемент марки 150, который годится лишь для штукатурных работ. Почти неделю с лица Доната не сходила зеленоватая бледность. Не иначе как милосердное Провидение уберегло его от тюрьмы, несколько лет ему было бы обеспечено, а если бы добавились еще жертвы при кессонных работах, то и вовсе. Вся партия, на мешках которой была проставлена марка 450, оказалась самого низкого качества. Неизвестно, почему так произошло, то ли по ошибке, то ли умышленно. Донат на радостях напился и потом делал лабораторный анализ при поступлении каждой партии цемента.
У них с Янкой тоже был мотоцикл, уже не помню, с чего они начинали. Вроде бы, как и мы, с ВФМ, потом у них была «виктория», потом, как и у нас, «панонния». Во время нашего отдыха в Полчине их «виктория» доставила нам множество неприятных моментов, но об этом чуть позже.
Чтобы подступиться к Полчину, опять придется сделать отступление от хронологии, иначе ничего не получится. Я уже говорила, что по причине моей занятости на работе детьми занималась моя мать и Люцина. В школу Ежи ходил самостоятельно, потому что улицу переходить не требовалось, Роберта я или муж утром подбрасывали на Аллею Неподлеглости к старикам, а после работы я забирала их обоих из родительского дома. Возвращение к себе сопровождалось интересными событиями, уж оба братца старались вовсю. Да и вообще дети доставляли массу развлечений. Раз Ежи ехал на велосипеде по улице Домбровского и наехал на мотоциклиста. До дому дотащился весь зареванный и с разбитым в лепешку коленом. Пришлось извести на него целую четвертинку спирта. А Роберт как-то съезжал по Боришевской на своем трехколесном велосипеде. Мы с Ежи уже спускались по ступеням лестницы рынка, когда увидели, что этот, молодец отпустил педали и безудержно мчится вниз. Мы оба с Ежи бегом кинулись за ним. Улица тогда была вымощена булыжником. Разумеется, Роберт со своим велосипедом свалился внизу, у магазинчика с семенами, прямо в грязь, перемешанную с лошадиным навозом. Тогда здесь еще ездили повозки, запряженные лошадьми. Ежи вел велосипед, а я — орущее, окровавленное и неимоверно замурзанное страшило. Разумеется, по дороге нам попались все имеющиеся знакомые, а на лестнице нашего дома — все соседи. И каждый с ужасом и осуждением пялился на меня.
