Надрывался телефон.
Сразу кольнуло тревогой: к не таким уж редким выстрелам по ночам Борис привыкнуть успел, к звонкам по ночам – нет. В темноте чуть не вляпавшись в стену, почти пробежал в коридор, снял трубку.
– Алло?
– Алло! Алло! – затарахтел взволнованный женский голос. – Ирину Николаевну можно? Здравствуйте!
– Здравствуйте... – автоматически ответил Борис. – Ирину?…А кто это? Что случи…
– Это вы, Борис? Это Мадина…
– Кто?
– Мадина! Вы же меня знаете – я с Ириной Николаевной в одном кабинете сижу! Борис, Дудаева скинули!
– Что?!
– Дудаева скинули! Мне только что сестра позвонила, она в центре живет. Я сразу за телефон! Уже почти всем знакомым сообщила! Вот Ирине Николаевне осталось, я ваш номер не сразу нашла, забыла, где его записа…
– Да подождите вы! – перебил Борис. – Мадина, скажите толком! Кто скинул, когда? Это точно?
– Точно, точно! Поздравляю, Борис! Оппозиция захватила город! Гантемиров с Лобазановым уже в Президентском дворце! Там никого не было, Борис! Представляете – никого! Дудаев сбежал! Сбежал!
– А как же.… Не может быть. Как же гвардия?
– А вот так! Может! Кто тоже сбежал, кто на сторону оппозиции перешел! Все! Теперь все будет, как раньше! – Мадина кричала так, что Борис отвел трубку подальше от уха. – А вы Ирину Николаевну позовете?
Борис отдал трубку давно стоящей рядом жене, присел у стены на корточки. Неужели правда? Неужели…
Борис заглянул в комнату к сыну – спит. Прошел в кухню, включил свет, посмотрел на часы. Без четверти пять. Рано то как. Неужели…
Женщины продолжали разговаривать, но уже гораздо тише. Борис включил буржуйку, немного посидел рядом, наблюдая за веселыми языками пламени. Автоматически, ни о чем не думая, оделся. Неужели…
За окном темнело хмурое ноябрьское небо, черными коробками угадывались дома. Света в окнах не было. Не знают еще?
Подошла Ирина, встала рядом, прижалась.
– Слышал? Она говорит, что сведения абсолютно точные. Заняты вокзал, телеграф, дворец… в городе танки. Боря…неужели? Веришь? – Ирину била крупная дрожь.
Борис молча обнял жену, успокаивая.
Верил ли он? Конечно, верил. Верил, не смотря на то, что последние годы приучили ни во что хорошее не верить. Верил, не смотря на привычку сомневаться всегда и во всем. Верил, не смотря на притаившуюся где-то глубоко-глубоко уверенность, что никогда уже не станет так, как раньше. Что будет только хуже.
Очень хотелось верить. Да и не оставалось больше ничего – только надеяться. Надеяться и верить. Пусть даже и на чудо.
