Я нашел таксофон, позвонил Крису Кармайклу и рассказал ему о своей печали, о своих сомнениях. Крис молча слушал, а потом сказал:
— Лэнс, из этого опыта ты можешь извлечь для себя больше уроков, чем из любой другой гонки в твоей жизни.
По его словам, я был прав в том, что решил остаться на дистанции и финишировать, ведь тем самым я доказал своим товарищам по команде, что я крепкий боец. Чтобы они могли рассчитывать на меня, они должны знать, что я не из тех, кто сдается. И теперь они знают это.
— Хорошо, — сказал я. — Хорошо, я останусь.
Я повесил трубку и сел в самолет, который доставил меня к месту следующей гонки. У меня было только два дня на передышку, а потом я должен был принять участие в чемпионате Цюриха. Мне нужно было многое доказать, себе и всем остальным, — и если только мое сердце не выскочит из груди, я никогда больше не буду последним.
В Цюрихе я пришел вторым. Я пошел в отрыв с самого начала и оставался впереди практически до конца дистанции. В тактическом плане я плохо понимал, как следовало вести эту гонку, — просто пригнул голову и устремился вперед, а когда поднялся не пьедестал, испытывал не столько радость, сколько облегчение. «Ладно, — говорил я себе, — кажется, я все-таки чего-то стою».
После гонки я позвонил Крису Кармайклу.
«Вот видишь», — сказал мне Крис.
В считанные дни я превратился из подавленного новичка в спортсмена, с которым нужно считаться. Эта метаморфоза вызвала в спортивных кругах большой переполох. «Кто он такой и что из себя представляет?» — хотелось знать людям.
Велогонщика-американца можно сравнить с французской бейсбольной командой, неведомо как попавшей на розыгрыш Мировой серии. Я нахально вторгся в достопочтенный вид спорта, не имея понятия о его правилах, писаных и неписаных, и о свойственном ему этикете. Скажу лишь что мои техасские манеры в Европе пришлись не ко двору.
Пропасть между учтивостью и сдержанностью в поведении европейских спортсменов и американским представлением о соперничестве, когда оппоненты ходят с надутым видом и поливают друг друга грязью, очень велика. Подобно большинству американцев, я рос, не имея ни малейшего понятия о велосипедном спорте. Только после победы Лемонда в «Туре» 1986 года я по-настоящему обратил внимание на этот вид спорта. В нем существуют свои правила поведения и своя психология, которых я не понимал, а когда и понимал, то не считал себя связанным ими. По сути, я их игнорировал.
Я не проявлял уважения к соперникам. Ни малейшего. Я становился в позу, громче всех высказывался, сотрясал воздух кулаками. Я никогда не уступал ни пяди территории. Журналисты любили меня; я был не похож на других, я был ярок, фотогеничен. Но среди спортсменов я постоянно заводил себе врагов.
