Держава под зверем | страница 6
— Чертова дюжина, говоришь? Плевать! Не верю я ни в Бога, ни в черта.
Ополовинили мы бутылку быстро. Первый тост был, соответственно, «За Родину, за Сталина». Да, судя по всему, «культ личности», как потом обозвал его Хрущев, имел место быть. Вот только хорошо это или плохо? Что плохого в том, что народ верит в руководителя своей страны и почитает его? Или во мне действует Васькина вера в отца, и я уже не беспристрастен? Пока я раздумывал, разговор в комнате перешел на положение дел на фронте.
— Неделя, две максимум, и германцы капитулируют, — убежденно изрек Колька.
— Не-а, — отозвался я, — пока Гитлер у власти, не капитулируют.
— Но должен же немецкий пролетариат сбросить его?! — поддержал Николая Леха.
— Не сможет. Слишком уж у них там, в Германии, все далеко зашло, — объяснил я, — так что придется нам, ребята, в Берлин топать и прямо там нацистов к ногтю брать.
Мы прикончили бутылку. Ну что такое пол-литра на четверых? Колька уже дернулся раздобыть еще выпивки, когда я махнул ему рукой, показывая, чтобы сидел.
— Хватит. Погода уже почти нормальная. Завтра наверняка полеты будут.
Тут уже Голубев удивленно посмотрел на меня. Раньше Васька от выпивки не отказывался.
— Лучше, командир, спой, — я снял со стены и подал старшему лейтенанту гитару.
— Что? — Ваня тут же начал что-то бренчать и подстраивать гитару под себя.
— Давай нашу, — тут же потребовал Колька.
Иван посмотрел на моего ведомого, улыбнулся и запел. Голос у него был низкий, почти профессиональный. До Анны Герман ему было далеко, но… за душу брало.
Припев подхватили мы все вместе. В комнату нашего звена начали протискиваться другие пилоты.
Несколько минут просидели в тишине. Вот интересно, почему здесь, в этом мире мало песен Высоцкого? Я привычно, как в восьмидесятые в том мире, продул мундштук «беломорины», промял, прикурил и решительно отобрал гитару у Ивана.