Иногда бросая взгляды на товарища, Смолин думает о своем выборе. Может статься, лучше было взять с собой грузного, но сильного, как медведь, Макара Кунаха? Или бесшабашного Шота Мгеладзе? Или никогда не унывающего Андрея Горкина? Нет, пожалуй, все-таки бескомпромиссный и решительный Швед подойдет лучше всего.
Ночь почти мгновенно накрывает разведчиков. За передовую их провожает старшина-сапер. Он помогает им перебраться через проволочные заграждения и минное поле, поочередно стискивает ладони товарищей в своей и бесшумно исчезает.
Смолин шагает впереди, изредка останавливается и прислушивается: не отстал ли Швед. Идти надо рядом, чтоб помочь друг другу, если кто-нибудь провалится в топь.
Двигаться трудно. Приходится постоянно нащупывать тропу ногами, иначе соскользнешь, сорвешься в трясину, вонючую и беспощадную, как сама смерть. Слух и зрение, особенно слух, напряжены до крайности, ноют сжатые в пружины мускулы ног.
Старшина снова замирает, поджидая товарища. Продолжая вслушиваться в ночь, бросает короткий взгляд на часы и удовлетворенно кивает головой. Стрелки уже отсчитали шестьдесят с лишком минут — до дзота немцев, вероятно, не больше ста шагов.
Рядом Смолин слышит дыхание Шведа. Старшина нащупывает голову Арона, шепчет в ухо:
— Блиндаж прямо перед нами. Мне сдается, вижу его. Полежим, посмотрим.
Они медленно спускаются на колени, потом прижимаются грудью к черной липкой жиже. Взводный даже не замечает, как вода затекает под гимнастерку и в сапоги. Ни на один миг нельзя ослабить, отключить от звуков ночи слух, и Смолину кажется: от этой взвинченности набухают уши.
Разведчики лежат, не шевелясь, минуту, десять, двадцать. В редких шорохах тьмы нет, пожалуй, ничего внезапного, они обычны и потому не страшны. Метрах в двухстах прозвучала короткая фраза; затем в болото донеслись глухие прерывистые удары — кто-то, надо полагать, вбивал колья в землю. Чуть позже с протяжным стоном упало подрубленное дерево. Звук падения дошел еле слышно: до немца-дровосека семьсот-восемьсот метров.
Смолин и Швед условились обо всем еще у себя на берегу. Теперь взводный сжимает руку товарища и отпускает ее. Арон попрочнее устраивается на тропе, достает из пачки, укрепленной на голове, гранату, вставляет запал. Разведчик будет ждать здесь старшину и заслонит его огнем, если случится перепалка.
В глубине немецкой обороны раздается выстрел, и над передним краем медленно взлетает ракета. Она вычерчивает в небе ленивую дугу, роняя капли белого, неживого огня.
