Вилла Рубейн | страница 49



XIII

Уже прошло много часов с тех пор, как Дони привел Гарца к себе в гостиницу, а он все лежал пластом, мучась от жестокой боли в затылке. До этого он целый день провел на ногах под палящим солнцем, без маковой росинки во рту, в страшном душевном волнении. Любое движение причиняло такую боль, что он боялся пошевелиться и только считал пятна, мелькавшие перед глазами. Дони делал для него все, что мог, а Гарц с какой-то неприязненной апатией ловил на себе настойчивый, испытующий взгляд спокойных черных глаз доктора.

К концу второго дня он уже мог подняться; когда Дони вошел, он сидел на постели в рубашке и брюках.

- Сын мой, - оказал Дони, - расскажите-ка мне лучше о своей беде... Это пойдет нам только на пользу, упрямец вы эдакий...

- Мне надо работать, - сказал Гарц.

- Работать! - медленно проговорил Дони. - Куда вам, и не пытайтесь.

- Мне надо.

- Дорогой мой, вы же не отличите один цвет от другого.

- Мне надо что-то делать; я не могу сидеть здесь и думать.

Дони подцепил большими пальцами проймы жилета.

- Ничего не попишешь, вам еще три дня нельзя показываться на солнце.

Гарц встал.

- Завтра же я пойду в свою мастерскую, - сказал он. - Обещаю не выходить из нее. Мне надо хотя бы видеть свои картины. Если я не могу писать, то я буду рисовать, держать в руках кисти, перебирать свои веши. От безделья я сойду с ума.

Дони взял его под руку и стал прохаживаться с ним по комнате.

- Я отпущу вас, - сказал он, - но войдите в мое положение! Для меня так же важно поставить вас на ноги, как для вас написать сносную картину. А теперь ложитесь. Завтра утром я отправлю вас домой в экипаже.

Гарц снова сел на кровать и долго сидел без движения, уставившись в пол. Вид его, такой несчастный и жалкий, тронул молодого врача.

- Вы сами разденетесь? - помолчав, спросил он.

Гарц кивнул.

- Тогда спокойной ночи, старина.

И Дони вышел из комнаты.

Он взял шляпу и направился к вилле. Между тополями он в раздумье остановился. Деревья сада казались черными и рельефно выделялись на не погасшем еще золоте заката; большая ночная бабочка, привлеченная огоньком сигары, запорхала у самого лица доктора. Доносились то громкие, то замирающие звуки концертино, словно вздыхал какой-то разочарованный дух. Дони постоял немного, вглядываясь в дом.

Его провели в комнату миссис Диси. Она держала перед глазами журнал и встретила гостя с неподдельным облегчением, которое по привычке постаралась скрыть.

- Вас-то я и хотела видеть, - сказала она.