— Ну, ты же знаешь мою контору. ЧК в свое время занималось, вернее, пыталось заниматься колдовскими делами. Ничего путного не вышло, но кое-какая информация осталась.
— Ну и что мне делать? — хмуро спросил Сашин. — Я в эту галиматью не верю. Вот погода, другое дело. Хочешь, тучи разгоню? Хотя я сейчас трезв и ничего не получится. Да и погода солнечная.
— Ничего и не надо делать. И тучи тоже не надо, — улыбнулся я. — Потерпи и все само наладится. У всех бывают такие провалы. Кстати, как фамилия того деда с которого все началось?
— Голованов. Яков Николаевич, кажется. Живет на Ижорской. А зачем тебе?
— Да ни зачем. Просто так спросил.
— Да ты фантаст, Муромцев, как я погляжу, — сказал Сашин и поднялся. — Ну да ладно. Мне пора. Денег дашь?
— Дам, конечно. Подожди, — ответил я и вышел в соседнюю комнату.
Когда довольный Иосиф Виссарионович ушел, я привалился к спинке дивана и набрал номер Соколова. Излагая шефу, случай с Сашиным я стал сомневаться. Правильно ли я интерпретировал услышанное, но Петр Иванович отнесся к моему сообщению совершенно серьезно. Он даже сказал, что за последний год это не первый подобный случай и поскольку теперь есть зацепка в виде заказчика, то благодаря моей информации ведьму скоро возьмут. Возможно уже сегодня.
Не смотря на все еще неважное самочувствия, я попросил Соколова:
— Петр Иванович, у меня самолет только завтра утром. Можно мне участвовать в операции?
— Отчего же нельзя? — удивился Соколов. — Сейчас работают аналитики, но скоро будет результат и, ребята поедут. Так что если других дел нет, приезжай.
— Спасибо, — поблагодарил я шефа и пошел одеваться.
Дежурный «УаЗик» уже минут пятнадцать дребезжа всеми своими металлическими сочленениями, трясся по пыльной, в здоровенных колдобинах дороге. Мы ехали в одну из прилегающих к городу старинных волжских слободок, которых и в наши дни было предостаточно. Вместе с древней машиной тряслись и мы. Андрей и я пылились на заднем сидении, а старший Даблвань за рулем. Рядом с ним судорожно дергалась в такт ухабам объемистая коробка для вещдоков.
В эти, еще девственные с моей точки зрения поселки, потомков бурлаков, речников и бакенщиков пока еще не добрались новые русские. Вместе с ними появлялись большие, со странной архитектурой коттеджи, низкие, пузотерки — иномарки и, как следствие всего этого, хорошие дороги. Нет худа без добра. Пусть в слободках в основном не дороги, а лишь направления, пусть не везде водопровод и даже газ, в них есть другое. Я уже издалека видел радующее душу и глаз городского жителя белое кипенье многочисленных цветущих садов. Они наполняют воздух весенними ароматами, а над видневшимися среди деревьев темными крышами, высоко, в самой синеве полуденного неба кружила стая домашних голубей. Был виден даже сам голубятник, стоящий на высоком сарае и размахивающий над головой чем-то ярко-белым. За ним, метрах в пятистах на Север в полупрозрачной дымке синела Волга, лишь кое-где подернутая небольшой сизой рябью. Мне, уроженцу Самарской лесостепи, сразу понравились здешние места. Я знал, что почти сразу за Волжкими разливами, начинается самая настоящая южно-русская тайга. Сам много раз бывал там. Сначала в детстве с родителями, а потом и с друзьями. С высоких Дятловых гор, где расположен центр Нижнего Новгорода она была хорошо различима и смотрелась темной, сине-зеленой полосой в северной части горизонта. Там, не дальше, чем в пятидесяти километрах от двухмиллионной Нижегородской агломерации бродили медведи и прочая почти непуганая лесная живность.
