Налетали на деревни и села "тройки", раскулачивали, кто позажитоќчней". Андриан Алистархович рассуждали с отцом так: "Залогом ладной жизни, куда ни кинь, а только твой труд на земле. И кому бы и чего трудового мужика бояться. Никто ведь другой, а он старанием своим державу славит и кормит…"
Ладных мужиков, объявляемых зажиточными кандидатами в кулаки, тревожило и настораживало: "Погубят зимогоры-завистники деревенский мир. Осадят тебя за то, что нищенстве, как они не хочешь жить. А в чем твоя вина, если руки рвутся к делу по Божь-ему велению…"
Колхозов ни Андриан Алистархович, ни отец не больно и опасались… Сразу может и не покажется, а там утрясется, если жить по правде и совести. И опять же, не на зимогоров опора.
Андриан Алистархович вскоре после этого разговора приехал к отцу. В сумерки, как бы тайком наведался. Дмитрий отогревался на печке, дважды съездил в Каверзино, за сеном и за дровами. С печки и слышал их разговор. Да они и не таились. Так было заведе-но в крестьянских домах: что за жизнь, когда в доме секреты. Отец советовал хуторяниќну уехать в город. Сослался на своего брата Федора, каталя, почуявќшего, что не сдобровать… Хозяйство оставить сестрам. Скотину "лишќнюю", лошадь с упряжью, пусть они в Алек-сандовку отдадут, в тамошќний колхоз. И сами вступят в него. Тронуть-то их и не должны были. Одна сестра слепая после оспы, другая в возрасте… Хуторянин и сам кое-что успел предусмотреть. С сестрами разделился. Жизнь быстќро приучала мужика хитрить-мудрить. Он, как мог, и приспосабливался к худшему. Коли по чести прожить нельзя, то и норо-вишь нескладицу объехать своим разумением.
— Ребят старших в город немедля отправь, — советовал отец, видя, что Андриан Алистархович колеблется в нерешительности. — Они у тебя смышленые, там и оберегутся, в люди выйдут. Хорошие-то люди во всяќкое время державе нужны будут.
Не один отец советовал такое хуторянину. Кое-кто из районного наќчальства о том намеками наставлял. Там тоже были люди из "старого мира", зимогорам рушителям где было с властью справиться.
— Умом-то все понимаю, Игнатьич… Но как на то решиться. Обжитое место, Богом тебе уготованное, взять вот так и бросить. Сердце кровавится, — со стоном выговаривался Андриан Алистархович. — В колќхоз, раз уж всех туда загоняют, то и мне, хоть и не по воле, но надо… Но за что изгнание-то, в позоре осуд?.. Неужто за мой труд, за хлеб, коим люд кормится. Кого же я эксплоатирую-то, коли своими руками все делаю. Сам я, знамо, и на чужбине не пропаду. И ребята мои, и дочери, дорогу свою сыщут. Но я ведь крестьянин земельный…
