Дмитрий Данилович, садясь в "Уазик", почувствовал приветливые взгляды на себе дубков, рассаженных им самим с отцом на берегу перед полем. Уловил их зов… Похожее чувство он испытал сегодня утром в лесу, видя, как малая птаха взывала его к искалечен-ным елочкам. Будто дубки и те елочки — родственны. И одинаково опасались грубой силы человека над ними и взывали его к пощаде… Он явственно почувствовал обновленность в себе, причастность к тайным силам, до этой вот поры сокрытым от него.
От Мохова до Есипова считалось три с небольшим версты. Это, если идти тропами. Машинной дороги вдвое больше. В любую заглохшую деревеньку колхоза путь лежал теперь через Большое Село. Помимо председательской конторы там и сельмаг, почта, медпункт, школа. И всякие должностные лица там, к коим приходится постоянно обращаться со своей нуждой.
Иван хотел завести "Уралец", но Светлана отговорила. Сказала шутливо, что не к барину едем себя показать, а к своему брату. Пешком и складней будет. Да вчетвером и не поместиться на мотоцикле. Отцу с Андреем Семенычем и придется "ехать" на своих дво-их. А это уже непорядок.
Из Мохова вышли нарядной стайкой. И как бы поплыли по ржаному полю узкой тропинкой, следуя друг за дружкой. Сразу тут за деревней стоял ветряк Ворониных. Иван успел застать его еще с машущими крыльями. Последним мельником на нам был дед Га-либихин… Ободранные крылья мертвой мельницы долго еще клевали землю, словно ого-лодалое воронье. Андрею Семеновичу вспомнилось, как они пацанами бегали мимо воро-нинского ветряка в Большое село на гулянье в престольный праздник Всех Святых (гово-рили Сесвяты). Гулянье было на большом лугу за маслозаводом и кузницей Галибихиных. Шла бойкая торговля пряниками, конфетами в разноцветных обертках, мороженым, дру-гими разными товарами. Нэпманы миг оживили тогда деревенскую скудность бойким товарцем. Парни в костюмах, в нарядных рубашках, в штиблетах с надетыми на них бле-стящими калошами. Калоши носили и в самую жару и сухость. Чтобы блеск был на ногах, да и штиблеты лучше береглись. На все был свой усмотр, своя мода. Девчата непременно в обновах — сшитых самими или деревенскими портными платьях. В туфлях на каблуках, в тонких чулках, поверх которых белые носочки с каемочной. Носки белые тоже особая мода. Это все Андрюшка Поляк тогда приметил, и теперь, уже художником, все вставало в ярких образах… Вокруг торговых лотков образовывался круг — шло гулянье. Молодежь, взявшись за руќки ходила по кругу, показывалась. Бабы на все глядели с веселыми пересу-дами, мужики по-своему развлекались. Складывался сельский мир, жадный до культуры, скорее своей, самобытной. Веселой, игриво озоќрной, часто и драчливой. Мальчишки ухитрялись стащить с лотков пряник или конфетку. Как у торгашей не украсть. Те, кому это удавалось, хвастались, вызывая зависть у несмелых… Но, как и отчего все пошатну-лось, метнулось в другую сторону, руша вжившийся мирской обычай села. Художник и говорил об этом Светлане и Ивану. Дмитрий Данилович свое добавлял. Поводом для вос-поминаний и послужила тропинка во поле. Она проходила по приметам Андрея Семено-вича, через ветряк Ворониных, место, ставшее теперь полем.
