– Как вы прекрасны, герцогиня, с грязью вокруг рта и водяными лилиями в корсаже.
– И вы неотразимы, герцог, с грязью на лице и синяком под глазом.
Он потряс головой, словно собака, отряхивающаяся после дождя. Водяная пыль облаком повисла в воздухе.
Филипп подошел поближе, нагнулся и взял ее на руки.
– Пойдемте. Нужно поскорее переодеть мокрое платье, пока вы не замерзли.
Она с трепетом ощутила тепло его тела, пока он нес ее через лужайку. Внезапно в ее воображении возникла картина – два тела, лежащие на мягком ковре спутанной травы, и Филипп, снимающий с нее мокрую одежду. Энни, закрыв глаза, представила себе, как она будет медленно стаскивать рубашку с его широких мускулистых плеч…
С каждым широким шагом его длинных ног Энни все острее ощущала плавное движение его мускулов, силу и мощь его тела, смешанный запах тины и едкого мужского пота. Там, где ее мокрое платье было плотно прижато к его не менее сырой одежде, ее кожа казалась ей раскаленной. Она была уверена, что Филипп тоже чувствует обжигающий жар этих прикосновений.
Филипп обогнул террасу, поднялся по ступенькам и прошел дальше, словно ничего не случилось. Он, казалось, не замечал удивленного перешептывания работников и слуг.
Энни слышала ровное биение его сердца, слегка ускорившееся, когда он начал подниматься по главной лестнице к их покоям. Ее собственное сердце также забилось сильнее.
Неожиданно всплыли воспоминания об их первой ночи, вызвав сладкое томление.
– Не надо было устраивать такое зрелище, проявлять излишнюю заботу. Я отлично могла бы дойти и сама.
– Ваше предложение очень любезно, мадам. Особенно сейчас, когда мы уже почти у вашей двери.
Поднявшись наверх, Филипп повернулся и громко крикнул служанкам, перешептывающимся внизу:
– Ванну! Живо!
Оставляя на полу грязные следы, Филипп подошел и открыл дверь ее спальни.
– Мадам, – он бережно опустил ее на ковер, – прошу простить, но, наверно, вам следует привести себя в порядок.
Он успел закрыть дверь, прежде чем ее грязная туфля попала туда, где только что было его лицо.
Она повернулась, моргая темными ресницами, и увидела Филиппа, застывшего на полпути между дверью в его комнату и ее ванной.
Извечно женским жестом она одной рукой прикрыла грудь, другой – темнеющий под водой треугольник.
– Вы давно здесь? Где Мари?
Он подошел ближе. От бокала в его руке и еще сильнее от его дыхания шел запах коньяка.
– Я отправил Мари на кухню и сказал, что сегодня вечером мы будем обедать у себя. Она не придет, пока я ее не позову.
