Филипп поднял руку, призывая к молчанию.
– Друзья… – Шум голосов смолк. – Благодарю вас за почетное сопровождение. Теперь, после вашего ухода, я отправлюсь завоевывать свою добычу. – Его широкий жест, указывающий на дверь, был встречен таким дружным ржанием, будто рядом расположился целый кавалерийский полк. Филипп посмеялся вместе со всеми, потом жестом призвал к спокойствию и торжественно заявил: – Вы должны оставить меня здесь одного.
После минуты молчания Жак громко объявил из-за спин кавалеров:
– Коньяк и закуски ждут в библиотеке. Если господа пожелают следовать за мной…
Хитрость удалась. Буйные гуляки исчезли, оставив Филиппа у дверей в одиночестве. Он неожиданно для себя ощутил трезвый холодок.
В свои двадцать восемь лет – десять из них прослужив солдатом – он пережил достаточно любовных свиданий как на войне, так и на королевской службе. Странно, что сейчас его пульс бился так беспокойно не от желания, а от неуверенности.
Вряд ли на него так повлияла торжественная клятва верности, которую он дал перед богом и людьми у алтаря в кафедральном соборе. Нет, это было из-за новизны ситуации, к которой он не был готов. Он еще ни разу не имел дела с невинными девушками.
Он собрался с духом, шагнул в затемненную комнату и закрыл за собой дверь.
Его окутал сумрак, чуть подсвеченный потрескивающим огнем камина. В глубине спальни он увидел широкую кровать, великолепно украшенную мягко драпированным балдахином. Хрупкая фигура на кровати на фоне свисающих малиновых занавесей казалась изящной камеей. Его новобрачная сидела среди красиво вышитых подушек, как принцесса на троне, каскад распущенных рыжевато-коричневых волос, разбросанных по ослепительно белым подушкам, казался потоком крови на чистом снегу, широкий вырез тонкой ночной сорочки позволял любоваться атласной кожей, сияющей в мерцающем свете свечей. Ее поза была величавой, голова была горделиво поднята, как у королевы.
Филипп, сделав несколько шагов вперед, подошел к брачной постели и остановился. Теперь он мог как следует разглядеть выражение темно-карих глаз. Не раз, срубая саблей голову своих врагов с плеч долой, он встречал такой взгляд. Только тонкий, как сухой лист, оттенок вызова отличал этот взгляд от выражения смертельного ужаса.
Он не смог удержаться от прямолинейного вопроса:
– Мадам! Я надеялся встретить более теплый прием в брачной постели. Почему вы так боитесь меня?
Откровенность его вопроса застала Энни врасплох. Все ее царственное величие испарилось, и перед ним вновь была та самая юная и очень уязвимая девушка, которую он увидел в их первую встречу. В ее голосе была слышна легкая дрожь:
