Энни тяжело вздохнула. Принцесса может превратить торжественное таинство в насмешку.
– Я включаю вас в свою свиту. – В бледно-голубых глазах принцессы заблестели насмешливые огоньки. – Я хочу, чтобы вы явились ко мне после медового месяца.
Филипп напряженно произнес:
– Ваше высочество очень добры, но я думаю, что мы вернемся не слишком скоро. Я предполагал после свадьбы отправиться в длительное путешествие.
Принцесса сложила веер и легонько ударила Энни по плечу.
– Я оставляю вопрос открытым. Дорогая Анна-Мария, как только вы вернетесь в Париж, я надеюсь увидеть вас в моих апартаментах в Тюильри. Последите, чтобы она об этом не забыла, Филипп.
Злобная улыбка исказила ее губы.
– А свадебный подарок… Я приготовлю для Анны-Марии что-нибудь особенное. – Она посмотрела на Филиппа. – Что-нибудь памятное. Я пришлю подарок завтра утром. – Принцесса отошла от них, не попрощавшись даже взглядом.
Филипп обернулся к Энни:
– Не могу сказать, что вы поступили осмотрительно, но должен похвалить вас за умение сохранять достоинство.
Элен без сил опустилась на скамейку, уронив веер.
– И я пригласила ее на свадьбу! – Она умоляюще посмотрела на Энни. – Конечно, она поставила меня в безвыходное положение. Что мне оставалось делать?
Руки Энни были холодны, как лед, но внутри она кипела от возмущения. Принцесса она или нет, кто дал право этой женщине разговаривать с таким высокомерием и так унижать ее? Энни раскрыла веер и стала лихорадочно обмахиваться.
Губы Элен дрожали.
– Маршал будет в ярости, услышав, что я пригласила на свадьбу принцессу, поощряющую мятежников. О, почему она не осталась в Орлеане?
Филипп погладил Элен по плечу, утешая.
– Великая Мадемуазель славится тем, что появляется там, куда ее не приглашают. Не сомневаюсь, что и на этот вечер она явилась без приглашения. – Он печально улыбнулся Энни. – Она, возможно, придет на свадьбу. Только для того, чтобы отвлечь внимание от Анны-Марии и унизить ее.
Энни заметила, что их маленькая драма оказалась в центре внимания. Только теперь она поняла тяжкие последствия своего поступка.
Словно услышав ее мысли, Филипп спросил:
– Милая Анна-Мария, вы понимаете, что вы натворили?
Она решительно парировала:
– А понимаете ли вы, что мне не оставалось ничего другого?
Хотя она держалась уверенно, ей было не по себе. И зачем она разговаривала так резко? Она, должно быть, сошла с ума, забыв предостережения сестры Жанны и все, чему ее учил отец Жюль!
Она подошла к скамейке.
