– Ваши намерения мне были ясны.
Герцогиня взглянула на нее с подозрением.
– Да, конечно. Я должна считать себя счастливой. По крайней мере, ее высочество относится ко мне не так неприязненно, как к вам. – Она вернулась к своему рукоделию. – Кстати, какое сегодня число? Последние несколько недель были для меня такими докучливыми, что я потеряла счет дням.
Энни вздохнула.
– Двадцать седьмое июня. – Десять долгих, тоскливых дней отделяли ее от Мезон де Корбей.
Шатильон взяла со столика бокал охлажденного вина.
– Надеюсь, этот бунт скоро закончится. Служанка говорит, что погреб почти опустел. Если в нем ничего не останется, я уеду, что бы ни сказала ее высочество. Дама благородного происхождения не в состоянии столько вытерпеть. – Она сделала глоток и продолжила болтовню: – Кстати о выносливости. Вы слышали последние новости из Сен-Жермена? Говорят, наш юный король каждую ночь спит на рваных простынях! Какой скандал, что наш монарх вынужден жить в таких ужасных условиях. Надеюсь, король Испании ничего не узнает. Это просто позор!
Энни занималась своим рукоделием, стараясь не слушать безостановочной болтовни Шатильон.
Спустя несколько часов двери с треском распахнулись, и в них влетела оживленная принцесса.
– Дамы, на сегодня работа закончена! Никто теперь не скажет, что единственный способ для женщины войти в историю – заключить выгодный брак.
Волна паники охватила Энни. Что-то случилось. Но что? Мгновенно в душу закралась тревожная мысль: Филипп. Маркиз исчез, так не ищет ли принцесса другой объект для развлечений? Не провела ли она день с Филиппом?
Великая Мадемуазель задержалась у входа в свою комнату и, не оборачиваясь, громко сказала:
– Вечером я никого не принимаю. Вы все отправляйтесь спать пораньше. Я не желаю, чтобы меня беспокоили.
Дверь за ней захлопнулась, Энни расслышала звук задвигаемого засова. Все знали, что это означает. Наступит темнота, и сквозь запертую дверь будут слышны тихие голоса, один из которых будет мужским.
Уверившись, что все в комнате уснули, Энни осторожно, стараясь, чтобы половицы не скрипнули, соскользнула с кушетки. Она тихонько натянула батистовый халат поверх легкой ночной рубашки и погасила единственную свечу, освещавшую салон.
За дверью принцессы послышался знакомый голос, затем все стихло. Филипп? Голос был похож.
Кровь прилила к ее лицу. Энни говорила себе, что тревожится лишь потому, что он принадлежит ей по праву и законам, как божьим, так и человеческим. Но боль, которую она испытывала, представляя Филиппа, обнимающего другую женщину, шла из самой глубины, из самого потаенного уголка ее сердца. Она не хотела признать, что любит его. Если за дверью находится ее муж, она должна знать об этом.
