– Боже, как ты прекрасна! – выдохнул он, обдав теплым дыханием ложбинку между ее грудей.
По своей наивности Сарина терпеливо ждала, когда его пыл иссякнет, но от этого внезапного дуновения у нее перехватило дыхание. Он расстегнул до пояса лиф ее сорочки и обнажил грудь. Его голодные губы накрыли нежное возвышение в центре одного из белоснежных холмов, и Сарина, вздрогнув, выгнулась дугой навстречу ищущему языку Дженсона. Дрожь сотрясла ее тело, и Сарина вцепилась пальцами в широкие плечи, но вместо холодной ткани халата она неожиданно почувствовала влажную теплоту его кожи и вдохнула незнакомый мужской запах.
Сарина взглянула ему в глаза и утонула в них. Она страстно желала скорейшего окончания этой чудесной агонии, но могла лишь беспомощно ожидать ее. Он гладил каждый изгиб и каждую ямку на ее теле, опаляя нежным пламенем ее кожу. А потом его рука проникла в самое потаенное место, в котором и сосредоточились все эти неизведанные ощущения. У Сарины перехватило дыхание, потому что именно здесь пылал огонь, воспламеняющий все ее тело и сжигающий душу.
Он осторожно раздвинул руками ее ноги. Она в ужасе вскрикнула. Неужели она сдастся этому дьяволу и будет навечно проклята?
Дженсон, чей чувственный голод дошел до предела и вожделение было столь велико, что его больше невозможно было сдерживать, со сдавленным стоном проник в нее. Он полагал, что она готова к этому так же, как и он, и не понял, почему она вжалась в постель. Он никогда не был в роли насильника и считал ее своим более чем жаждущим партнером. Немного смущенный и готовый взорваться от желания, он, откинув в сторону дурные предчувствия, начал безумную скачку.
Ее попытки оттолкнуть его лишь заставили его сильнее прижаться к ней. Тяжелое тело Дженсона вдавило ее в кровать. А может, это ее страх, боль и потребность в человеческом тепле приковали ее к нему? С каждым толчком, с каждым соприкосновением их противоборствующих тел Сарина чувствовала, как ее увлекает в водоворот, кружит все быстрее и быстрее. И вдруг, с последним самым сильным толчком она воспарила – рассыпалась кусочками радуги, в каждом из которых, как в чистейшем кристалле, отражался ее восторг.
Затем она снова услышала плеск моря о борт корабля и тихий звук ровного дыхания Дженсона. Дрожащий свет лампы отбрасывал размытые тени. Она лежала на кровати в объятиях любовника. Ее тело, покрытое странной, липкой влагой, ныло и болело.
Она повернула голову к стене, прочь от танцующих теней, в темноту, которой отныне принадлежала она и ее черная душа. Рыдания застряли у нее в горле. Она оказалась не лучше обычной проститутки, дочери тьмы, отродьем самого Люцифера.
