Лидер телевизионного рейтинга — Серафима Евгеньевна Ирисова, а на сайте — Виолетта. Люба с удивлением узнает, что Кучеренко был аутсайдером. Что-то у убийцы случилось с логикой. Пенсионера-то зачем убрали?
Хотя в данном случае он убрал себя сам. Дверь в его комнату была заперта.
— Этот дом проклят, — бормочет Серафима Евгеньевна. — Вот увидите: никто живым отсюда не выйдет! Никто!
— И без вас тошно, — грубит Виолетта. — Не стоните.
— Я так думаю, что наш уважаемый Яков Савельевич и был убийцей, — вдруг говорит Алексей Градов. — Потому что ни у кого больше не было возможности спрятаться от камеры. А у него была. А умер он от раскаяния.
— Да-да. И чувства глубокого сожаления, — говорит Люська.
— Согласна, — высказывается Виолетта. — Он мне все время на что-то намекал.
— Значит, все? Конец? — обводит обреченным взглядом Зося присутствующих в гостиной. — Можно жить спокойно?
— Ужин-то сегодня будет? — косится на Люську Виолетта.
— Пойди да приготовь, — пожимает плечами та.
Виолетта подходит к программисту, томно поводит плечами:
— Леша, помоги мне картошку почистить?
— Отойди от меня! — Лицо у Градова такое, что Виолетта шарахается от него с криком:
— Ты что?!
— Забудь. Особенно про то, что я мужчина. Я розовый, голубой, фиолетовый в крапинку, какой угодно, только от тебя подальше!
— Но что же я буду здесь делать оставшиеся четыре недели?!
— У тебя есть шанс выйти отсюда раньше, — усмехается Зося. — Дверь всегда открыта.
— Ну уж нет! Вы слышали, что я наконец-то лидер в рейтинге?
— На сайте, — говорит Градов. — Не в суммарном.
— Все равно. Наша бабулька долго не протянет. Без Кучеренко ей каюк.
— Вета! — Зося и Люська хором.
— Он умер, — вдруг в ужасе шепчет Серафима Евгеньевна. — Он умер! Умер!!
— Серафима Евгеньевна, что с вами? — кидается к ней Зося.
— Горе! Какое горе! Все мы здесь умрем! Карты не врут. Нет.
— Идите в комнату, полежите, — советует ей Люська.
— Да-да. Я, пожалуй, пойду. Прилягу. Его больше нет. Какое горе!
Зося помогает Ирисовой подняться по крутым ступенькам. Виолетта шепчет им вслед, покрутив пальцем у виска:
— У старухи-то того. Крыша, кажись, поехала. Люська, дашь завтра туфельки надеть?
— Господи, как же ты мне надоела!
— Жадина! Ладно, обойдусь. Все равно некого больше совращать. Разве что Лешечка передумает.
Градов вздрагивает от ее слов, словно от укуса змеи. Виолетта смеется:
— Что, тоже нервишки? Смотри, с этого все и начинается.
Спать они ложатся рано. Серафима Евгеньевна в постели с девяти часов вечера, лежит, натянув одеяло до носа, и что-то тихо-тихо бормочет… На столе разложен ее любимый пасьянс, кажется, он сошелся.
