Волчок кивнул и взял протянутую через стол папку.
— Потом будет музыка. Нам всем нравится эта вот мелодия из «Унесенных ветром». Надо что-то вдохновляющее, понимаете? Впрочем, это все не ваша забота, — добавил майор Адлер и указал Волчку на дверь.
Два дня подряд Волчок работал не разгибая спины, а на третий свалился и уснул как убитый в комнате Момоко. Впервые в жизни ему снились сны по-японски. Пробуждение его скорее напоминало выход из транса. Солнечный свет заливал комнату сквозь забранное матовым стеклом окно. Лучи падали прямо на две акварели: на одной был изображен горный пейзаж, на второй — обнаженная с темным браслетом на запястье. Волчок принялся лениво разглядывать рисунки и решил, что пейзаж исполнен с холодным мастерством, тогда как этюд проникнут живым чувством. Наверное, со своей моделью художник был знаком так же хорошо, как и с искусством рисунка.
Под акварелями на двух полках стояли вперемешку хорошо знакомые японские и английские книги. Лежа на футоне, Волчок мог разглядеть собрания сочинений Танидзаки, Одена, Макниса и Т.С. Элиота[9], были там и другие поэтические сборники, какие-то забытые, никому теперь не известные романы и несколько довоенных, ныне, увы, безнадежно устаревших сочинений по истории Европы.
Наверху, как всегда, раздавался стук молотка.
— Как тебе удалось заполучить такую квартирку? спросил Волчок, стараясь перекричать шум.
Момоко на миг подняла глаза — она заваривала чай.
— А она у нас всегда была. По возвращении из Лондона я упросила папу, и он позволил мне здесь жить. А дом уцелел. Здесь не очень-то бомбили: слишком близко от дворца. Раньше тут все выглядело получше, — добавила она, обведя комнатку критическим взглядом.
Волчок неотрывно следил за четкими движениями ее рук: вот они развернули пакет с драгоценными листьями английского чая, вот снова свернули. Будто оригами складывает, подумалось ему.
— А когда твоя семья вернулась в Японию?
Момоко положила пакет с чаем обратно в жестянку.
— Незадолго до Перл-Харбора. То есть я сейчас это так говорю. Нас просто отозвали, и все. Я забыла, какова была официальная причина, но отец знал, в чем дело.
Вода закипела. Момоко налила кипяток в заварочный чайник.
— Как сейчас помню, до отъезда оставалось несколько дней, а я ездила но Лондону на автобусах, будто хотела вдоволь на все наглядеться. Я впервые в жизни проехалась в подземке, представляешь?
Волчок покачал головой.
— Да, да, правда. А еще однажды я взяла из дому сэндвичей, села на Трафальгарской площади и съела их там, одна, представляешь? Будто конец света настал. — Момоко поставила у футона поднос с двумя чашками и чайником. — Каких я только планов не строила! Например, решила, что лучше поступлю в Оксфорд, а не в Кембридж. — Она усмехнулась. — А потом мы вернулись в Японию, и будущего вовсе не стало.
