— Не знаю, будете ли вы иметь счастье посмеяться над каким-нибудь послом, но признаю, что вы виртуозно издеваетесь над маленькими людьми.
— Я делаю свою работу, — отвечаю я сухо, прислоняясь к стенке дивана возле окна.
— Но с удовольствием. Как настоящий виртуоз.
— Каждый должен так делать свою работу, в том числе и вы.
— А вы не подумали, что человеку и вправду грозит опасность?
— Мне тоже иногда угрожает опасность, но я не даю воли своим нервам, — произношу я также сухо.
— У вас дипломатическая неприкосновенность.
— Да, для противника. Но не для своих.
— То, что нашли фальшивое золото, похоже, вас очень беспокоит, — догадывается Мэри.
— Не угадали.
— Так что же вас тогда беспокоит? Запоздалые угрызения совести из-за убийства?
— Я вам уже говорил, что никого не убивал, хотя, но правде говоря, я совсем не обязан давать вам объяснения.
— Я прекрасно знаю, что вы его убили не собственными руками. А каким-то другим подлым способом.
— Вы, я вижу, там у себя в купе немного выпили? — бросаю я безразличным тоном.
— Возможно. Но я не оставила после себя трупа.
Она действительно говорит более взволнованно, чем обычно, и в её поведении нетрудно заметить возбуждение, вызванное алкоголем.
— Бросьте вы свои намёки, — говорю я, стараясь подавить раздражение.
Я вытягиваюсь поудобнее, не приглашая даму сесть, и замечаю:
— Эти ваши постоянные вопросы об убийстве… Можете вы мне объяснить, чего вы добиваетесь? Кто вас в данном случае больше интересует — генерал или я?
— Генерал, конечно. Вы мне совершенно не интересны.
— Ну, хорошо, что с того, если я и впрямь его убил? И притом не с помощью кого-то, а своими руками самым вульгарным образом — пырнул ножом в живот? Что теряете вы и что теряет человечество от этого? Имеет ли какое-нибудь значение, умер ли ваш генерал вчера, или умирает сегодня, или исчезнет завтра во время политического переворота? Почему, прежде чем надевать траур по этому человеку, вы не спросили меня, человек ли был он вообще или животное? А он, дорогая моя, был и вправду зверь алчный и ненасытный настолько, что вы просто себе представить не можете. Сегодня он требовал сто пятьдесят тысяч, а завтра он удвоил бы цену, не предложив ни сегодня, ни завтра ничего реального за эти деньги. Он готов был продавать свою родину метрами и килограммами, оптом и в розницу, лишь бы нашлись покупатели… Он был…
— И вы решили наказать этого продажного типа, рискуя обогатить себя, — прерывает меня Мэри.
