– И Пашок с вами?
– Йех! А как же! Зря поджигал, что ли?
– Поджигал‑то зачем?
Юное испитое лицо приняло несколько озадаченное выражение.
– Ну… – промолвил в затруднении кормчий. – Зима же… тоска, тоси‑боси…
Внезапно дюральку занесло и неумолимо повлекло кормой на рукотворный риф, придурковато скалящийся обломками силикатного кирпича. Лишь совместными усилиями рулевого, пассажира и моторыжки удара удалось избежать. Странно. Течения практически нет, нечисть в ериках обычно тихая, незадиристая. Хотя всяко бывает. Выплеснул кто‑нибудь из местных в протоку пару вёдер барды – вот и закуролесил водяной дедушка, лодки ворочать принялся…
– Как же он вас проклинал? – вернулся к начатому разговору Глеб.
– Как‑как! Запросто… Как! Зачерпнул золы и сдул с ладошки на все четыре стороны…
– Говорил при этом что‑нибудь?
– Не‑е… Повернулся да пошёл. Больше мы его здесь не видели. Может, где в другой деревне дом купил…
– А какой он из себя?
– Лысый, бородатый… На Льва Толстого похож.
Портнягин задумался. В какой‑то степени все пожилые колдуны похожи на классиков с бородами. Не на Льва Толстого – так на Некрасова… Колдун дядя Слава. Живёт в городе. Кто бы это мог быть?
– Так. Проклял. И что?
– Ну и началось… Месяца не прошло – Пашок на мотоцикле в столб вмазался, ногу размозжил…
– Выжил хоть?
– Выжил… Ногу только выше колена оттяпали. Ничего. Научился с одной ногой на мотоцикле гонять… И что ж ты думаешь? На следующий год опять в столб вмазался! Вторую оттяпали…
– И как же он теперь?
– Руками заводит…
Бережок слева стал помаленьку понижаться, потом разом упал ниже уровня глаз. По ту сторону распахнулась, сверкнула Чумахлинка. Над самой её поверхностью летел дикий гусь. Вернее даже не летел, а словно бы стелился прыжками, отталкиваясь от воды кончиками маховых перьев. Туловища у него, как и у всех диких гусей, считай, что не было: голова, шея, крылья, лапы, хвост – и всё.
Кормчий проводил птицу взглядом, сплюнул за борт и неожиданно запел, хрипловато, но с чувством:
А я остай‑юся с тобой‑ёй,
роднай‑я навек сторона!
Не нужно мне солнце чужой‑ёй‑ёй…
– А остальные? – прервал его Глеб.
– И остальным досталось, – беспечно отвечал певец. – Баб Варю отнесли, дедка тоже скоро отнесём…
– Плох?
– Да не то чтобы плох… Знак ему был.
– Что за знак?
– Бадик он баб Варин взял… Ну, когда хоронили, на память там, тоси‑боси… Опёрся на него разок – бадик хруп! На три части, прикинь… Такие вот дела. И денег – ни копья…
