Улыбка Элли, обращенная к Уэйду, была исполнена любви. Подобно мужу, она удостоила свою новую хозяйку лишь мимолетного взгляда, как будто не осмеливалась на проявление интереса, пока не получит на то позволения высшей инстанции.
— Ваша матушка ждет вас, мистер Уэйд. Лучше, если вы зайдете к ней прежде, чем подниметесь наверх. Хотя ваша комната сверкает и совершенно готова к вашему приезду. Она метнула взгляд в сторону Лоры и добавила: — И ваша тоже, миссис Тайлер.
Лора поблагодарила ее и вошла в слабо освещенный холл. Холл был узкий, с темными закрытыми дверями по обеим сторонам, и уходил в глубь дома. С одной стороны поднималась крутая, такая же узкая лестница с темно-красной дорожкой, бежавшей на второй этаж.
Так как холл был слишком узок, Чтобы двое могли пройти по нему бок о бок, когда один из них продвигался на костыле, Лора отступила и пропустила вперед Уэйда. Ей вдруг не захотелось встречаться с женщиной, которая ждала их в дальней гостиной. Взгляд Лоры устремился на лестничную площадку и перила наверху, где она ожидала увидеть блестящие глаза восьмилетнего мальчика. Но верхний холл стоял темный, и маленького мальчика, поджидающего отца, не было.
Промозглый холод неотапливаемого коридора пробрал Лору до самых костей, чего не удалось сделать уличному морозу, и у нее зуб на зуб не попадал, пока она шла вслед за Уэйдом. Элли прошмыгнула вперед, открыла дверь и, присев в реверансе, объявила об их прибытии женщине, которая сидела в комнате.
— Входите, входите же и закрывайте дверь! — скомандовал твердый голос, в звучности которого не было и намека на старческое дрожание.
Элли нервно подтолкнула Лору и быстро закрыла за собой дверь, оставив вошедших в комнате. Лора ощутила волну жара и аромат каких-то трав, свет от камина играл на потолке, на круглом столике орехового дерева сияла лампа. Потом Уэйд встал рядом со стулом матери, и Лора в первый раз увидела ее.
Аманда Тайлер носила пышную черную юбку без кринолина; черный цвет оживлялся только круглым кружевным воротником и брошью-камеей. Она держалась прямо в своем кресле, и чувствовалось, что у нее сильный, тренированный позвоночник, хотя поврежденное бедро и подвело ее. Волосы у нее были все еще темные, седина тронула лишь виски, хотя ей было уже далеко за шестьдесят, а глаза отличались замечательной яркой голубизной. На ее лице не было никаких следов былой красоты, но сила воли читалась ясно. Это была женщина, привыкшая все делать по-своему, державшаяся своих собственных твердых убеждений.
