«Петрарка делает вас очень красивой!» – казалось, говорил его недоверчивый взгляд.
– Soiffard… Soldats![23]
Гро Леон, у которого было гораздо меньше причин интересоваться блистательной беседой, чем у трех спутников, проснулся и дал понять, что они подъезжают к реке.
Карета остановилась.
Упившаяся солдатня дремала на обоих берегах. Это были наемники, скорее всего нанятые французскими князьями и потому томившиеся без дела.
Их было около сотни, обросших бородами, в грязной и изодранной одежде, лежащих вокруг костров. Похоже, среди них не было офицеров, и они оказались предоставлены сами себе.
Пока карета ждала возвращения парома, Фульвио и Мортимер вышли из нее. Гро Леон воспользовался остановкой, чтобы расправить крылья и полетать над рекой. Оставшись одна, Зефирина высунула голову из окошка, желая полюбоваться мерцающими водами Тибра.
Одобрительные крики и соленые шуточки были ответом на ее появление.
– Эй, глянь-ка на эту юбку!
– Хороша бабенка!
– Вот бы сплясать с ней!
– Молоденькая, это хорошо!
– А у нее там черненькое или беленькое!
– И то, и другое, дурень!
В сущности, их сальные шутки не были злыми, но озабоченный Паоло подошел к князю и прошептал на ухо:
– Пусть монсеньор посоветует ее милости не высовываться, не нравится мне эта встреча.
– Ба… да ведь нас человек тридцать вместе с людьми милорда де Монтроуза, и все мы вооружены до зубов, – возразил Фульвио.
– Их больше сотни, ваша светлость, и все мертвецки пьяны.
И словно в подтверждение слов оруженосца, около дюжины наемников поднялись с земли и, едва волоча ноги, направились к карете.
– Спрячьтесь, мадам, – сказал князь, – ваше появление, наверное, возбуждает их…
При этих словах, произнесенных с холодной иронией, Фульвио задернул красные шторки и повернулся спиной к Зефирине.
Ей хотелось дать ему пощечину. Сквозь щель она увидела, что князь отходит от кареты.
И снова странное ощущение охватило молодую женщину. Когда-то она уже видела эти широкие, могучие и совершенно неподвижные плечи при легкой, пружинящей, почти кошачьей походке. Откинувшись головой на спинку, Зефирина задумчиво хмурила свои тонкие брови.
Не сошла ли она с ума? Неужто князь Фарнелло, ее муж, был тем незнакомцем на пляже, дворянином, который вынес ее из пожара, подожженного каким-то преступником?
Никогда не забыть ей жаркий поцелуй, против которого она не смогла устоять. И этот порыв, бросивший ее в объятия таинственного всадника, это наслаждение, которое она испытала в крепких руках мужчины, лица которого так и не увидела… Никогда ее так не целовали… Трепещущая, всем существом приникшая к этим губам, возвращавшим ей жизнь, Зефирина сразу забыла все свои страхи. Подхваченная волшебным вихрем, она осмелилась вернуть ему долгий, страстный поцелуй… Никогда ни один дворянин не обращался так с Зефириной… кроме Фульвио, тогда, в карете… При воспоминании об этом щеки ее запылали…
