— Мужчина, — сказал Вилим, с вызовом глядя на свою соседку.
— Женщина! — Взвизгнула Мария Гамильтон.
— Мужчина! — Повысил голос Монс.
— А я говорю, женщина. — Гамильтон сверкнула выцветшими глазами.
— Петр! — Взвыл любимчик императрицы.
— Екатерина, — поджала губы фаворитка царя.
«О чем они? — Мучительно соображал Шувалов. — Может, у них мозги испортились? Болтают о своих временах. Тогда так и было. Сначала Петр. Потом Екатерина».
— Петр!
— Екатерина!
— Мужчина!
— Женщина! — Доносилось из колб.
Все собравшиеся стояли в замешательстве. Страх, а с ним и торжественность момента пропали.
«Чертова рухлядь! — Думал Шувалов. — Если они и раньше так предсказывали будущее, то не удивительно, что у нас чехарда на престоле…»
— Мужчина!
— Женщина! — Разорялись головы.
— Шлюха!
— Неуч!
— Тихо!!! — В голос закричал на них Роман Воронцов. У него первого не выдержали нервы. — Отвечайте, а то вышвырнем из колб.
Головы захлебнулись и обиженно уставились на него.
— Сначала Мужчина, потом Женщина, — презрительно процедил Монс.
— Согласна, — пискнула Гамильтон. — Мужчина недолго. Женщина до конца века.
— Согласен, — кивнул Вилим, и оба замолчали.
Свет погас.
Иван Иванович долго шарил по крыше в поисках пентакля. Но ни его, ни салфетки с письменами не было. Последнюю мог унести ветер. Что же касается металлического предмета, Шувалов решил, что он вернулся к своему прежнему хозяину. «Хорошо, что в следующий раз, когда придется вопрошать о судьбе престола, к Брюсу поеду уже не я. — с облегчением думал фаворит. — Смерть дает некоторые преимущества… И все же, о какой женщине так спорили головы?»
* * *
«Сорвалась с полонеза в присядку», — думала графиня Брюс, спускаясь по желтой мраморной лестнице Летнего дворца. Ей хотелось выйти в сад и проветриться. Прасковья Александровна считала себя виновницей случившегося. Нет, ей и в голову не приходило, что Като может надолго связаться с этой гвардейской сволочью. Она хотела просто развлечь подругу. Только и всего!
В начале осени часто собирались к обеду у великого князя. Возле Царского Села были разбиты лагеря. Однажды в громадной зеленой палатке Петр Федорович закатил трапезу на 40 персон. Завесы у входа не опускали. Его высочество и голштинские генералы сильно курили. Порывы ветра выносили клубы сизого дыма вон.
«Где он берет такой мерзкий дешевый табак?» — думала Прасковья Александровна, у которой сразу же разболелась голова. Разговор шел по-немецки, и она часто теряла нить беседы.
