Студент отрицательно покачал головой. Он стоял перед столом, за которым сидело чуть ли не все университетское начальство. Профессор Шнейдер держал в руках листы, исписанные размашистым почерком и изрисованные портретами собравшихся. Ни подходить ближе, ни смотреть не было нужды. Это почерк Потемкина, и разве он виноват, что слово «профессура» так легко срифмовалось со словом «дура», а лысина адъюнкта Румберга похожа на огурец?
Напротив проштрафившегося студента сидел сам куратор. Он заехал, как видно, не на долго, прямо из дворца, и был в придворном платье. Императрица еще пребывала в Москве. Жаль, ах как жаль! Месяцем позже, и Шувалова уже никто не посмел бы беспокоить в северной столице досужими письмами об исключении кого-либо из студентов.
Иван Иванович старался не смотреть в лицо еще недавно лучшего, а сегодня гонимого из стен Alma Mater ученика. Он уставился добрыми усталыми глазами в стену и машинально перебирал карандаши на столе. Сам Шувалов никогда бы не решился никого выгнать, но его почти приперли к стене.
— Изволите видеть редкую безнравственность этого недоросля, — зло шипел профессор Девиер. — А вы его еще в прошлом году ко двору в Санкт-Петербург возили.
«Ну ты-то, понятно, за Анхен мне глаза выцарапать готов. — внутренне усмехнулся Потемкин. — Надо было в детстве свою толстощекую дочку воспитывать, чтоб господам-студентам на шею не вешалась. А теперь можно хоть пол университета исключить, все равно не поможет».
— Ученики часто находятся в откровенном непослушании! — Шнейдер пришепетывал, и выходило довольно потешно. — Свистят на лекциях, срывают парики с преподавателей, отказываются писать под диктовку.
«Ты еще скажи, скажи причину, такого поведения, казнокрад несчастный! Растащили себе все дрова, так что в классах зимой чернила замерзают и пальцы крючит от холода — писать нельзя. Понабрали вас, невежд, учите черти чему…»
— Если это поношение профессуры не прекратится, мы все вынуждены будем подать в отставку, покинуть Россию и отправиться домой, — вяло заключил Шнейдер. Остальные профессора согласно закивали.
«Нужны вы кому-то дома, — хмыкнул Потемкин. — Были бы хорошие ученые, не поехали бы в нашу тундру, у нас же здесь медведи белым днем людей на улицах едят, особенно немцев. Наживаетесь на нашей дикости, нам и вас потерять — беда!»
— В неповиновении этот у них зачинщик, — толстый палец Шнейдера уперся в грудь студента.
«Дурак ты, ваша милость, хотя и профессор. Кто гуляет, да карикатуры рисует, не бывает зачинщиком, ему просто лень».
