С тех пор, как рассталась с Майлзом, подумала Розали, но вслух произнесла:
– Последние годы. Вообще бессонница обычное явление.
– И первый признак стресса, – констатировал Уорд.
Розали застыла. Ей послышалось обвинение в его голосе.
– Я так не думаю. Мне нравится моя работа, – твердо заявила она, глядя прямо перед собой.
– Дело не в работе, – продолжил Кингсли. – Смысл жизни сосредоточен не только в ней.
– В моей жизни нет поводов для стресса, уверяю вас.
– Розали, в наше время многие испытывают стрессы. Как же вам удается сохранять баланс между работой и удовольствиями?
Вопрос прозвучал иронично и даже, может быть, несколько жестоко, учитывая, что ей пришлось сегодня пережить. Но Уорд не мог удержаться. Измученная, она казалась такой беззащитной. Ему хотелось узнать побольше об этой женщине, и сейчас был самый подходящий момент. Розали разбудила его любопытство, а ее полное равнодушие к нему только разжигало его интерес. Кингсли не мог поверить в то, что как мужчина он нисколько ее не привлекает. Это задевало его самолюбие.
– Это мое дело, разве нет? – последовал ледяной ответ.
Другого Кингсли и не ожидал.
– Конечно, простите, – с невинным видом произнес он. – Я разбередил рану.
Розали опешила.
– Вовсе нет, – отрезала она. – Какая чушь!
Темные брови поползли вверх. Выражение его лица говорило красноречивее самых язвительных слов. Розали разозлилась. С этим человеком просто невозможно разговаривать нормально.
– Вы ничего не разбередили, – упрямо проговорила молодая женщина.
– Мне кажется, леди принимает мои слова слишком близко к сердцу. – Кингсли выдержал паузу, а потом как бы невзначай поинтересовался, заранее зная ответ:
– У вас есть друг или любовник?
Розали опять чуть было не посоветовала ему не совать нос в чужие дела, но она опасалась давать ему очередной повод для иронии.
– Нет. – Таким тоном можно было охладить кого угодно, но только не мистера Уорда.
– И когда вы в последний раз были на свидании?
Розали вся кипела от гнева. Как он смеет устраивать ей допрос?
– Не смотря на то, что мы живем в двадцать первом веке и люди получили свободу совокупляться как кролики, я предпочитаю качество количеству, – ледяным тоном отрезала она.
Но Кингсли ответ не смутил.
– Понятно, так когда же?
Гнев куда-то внезапно испарился, и теперь ей хотелось разрыдаться.
Двенадцать лет. Двенадцать лет прошло с того времени, когда ей причинили боль, оскорбили, довели до края отчаяния. Слова звучали у нее в голове так громко, что на долю секунды Розали испугалась: не произнесла ли она их вслух? Но лицо Кингсли оставалось невозмутимым, и она поняла, что это ей только показалось. Она никогда никому не рассказывала о своих отношениях с Майлзом. Бабушка с дедушкой умерли, так ничего и не узнав. Старые друзья и родственники не догадывались о причинах разрыва.
