Оказавшись у себя в комнате, Монкриф заметил, что все еще сжимает в кулаке письмо миссис Дуннан. Полковник отложил его в сторону, а через пару дней письмо снова попалось ему на глаза – лежало на столе, прикрытое картой района боевых действий.
И Монкриф решился – распечатал письмо и прочел слова, которые женщина предназначала только одному человеку – своему мужу.
Первое письмо, написанное им Кэтрин Дуннан, было продиктовано жалостью и сожалением о том, что Гарри так небрежно с ней обходится. Монкриф писал о местных новостях, о том, что чувствует в разлуке с домом – он полагал, что именно эти темы избрал бы сам Гарри, будь у него желание ответить жене. Подписавшись именем Дуннана, Монкриф успокаивал себя тем, что пытается лишь ободрить миссис Дуннан – теперь она будет знать, что Гарри жив и здоров, и не станет тревожиться из-за отсутствия корреспонденции.
Однако миссис Дуннан ответила. Гарри распечатал письмо, бегло его проглядел и передал Монкрифу.
– Посоветуйте ей что-нибудь насчет этой чертовой крыши, а, полковник? Я понятия не имею, что ей надо.
Так началась дружба полковника Монкрифа с Кэтрин Дуннан. Дружба эта тянулась уже почти год, постепенно перерастая в острый интерес, а может быть, и в нечто более глубокое. Монкриф изо всех сил старался не показать Гарри нетерпения, с которым ждал очередного письма, а ведь случалось, что капитан получал по два и даже по три письма сразу, но игнорировал их с прежним равнодушием. В конце концов, Монкриф стал просто перехватывать письма и старался не думать о моральном аспекте такого поведения.
Каждый раз, когда приходило письмо, Монкриф клялся себе, что отдаст его Гарри, и каждый раз, слушая за офицерским столом, как Гарри хвастает очередной победой, он говорил себе, что его поведение не так уж предосудительно, уговаривал себя, что письма к Кэтрин чем-то схожи с дневниковыми записями. Однако ни один автор дневника не ждал с таким нетерпением ответа и не стремился с такой жадностью узнать, что думает адресат о его словах. Монкриф развернул одно из посланий Кэтрин, полученное в самом начале их переписки:
«Мой дорогой!
Мне кажется, я ощущаю происходящие с тобой перемены. Ты стал относиться ко мне теплее, а к нашим брачным обетам – серьезнее. Неужели наш викарий прав и мои молитвы были услышаны? Ты дал мне надежду, что наш брак станет тем, к чему я всегда стремилась, – союзом людей, преданных друг другу и душой, и разумом, и телом.
