Разумеется, не могло обойтись здесь и без попытки представить встречу Леды и Лебедя. Но это, на мой взгляд, была самая слабая из работ. Нельзя одновременно льстить начальству и служить искусству. Зепитер, наверно, был доволен, но не будем об этом.
Мы шли слишком быстро, поэтому впечатление мое неизбежно комкалось. "Соблазнение русалочки" лишь скользнуло по оку, а работа ведь тончайшая, в ней бездна горькой переживательности. Поразительно привлекательная, именно по человечески милая женорыба, отдает себя всю мужчине избраннику, а тот застывает над возлюбленным, но все же недоступным телом, в поразительной, роденовской позе. И этому несчастному сочувствуешь всей душой. И страшный вопрос КАК?! клокочет в твоей душе. Как могут объединиться эти несчастные влюбленные. Даже находясь в объятиях друг друга, они понимают, что между ними целый мир.
Перед самым выходом в холл, стояла, как я ее называю "Собака Баскервилей", никто на нее в этот раз не обратил внимания, даже дурачок Зизу, которому это было весьма поучительно. Потому что истина проста — размер собаки не имеет значения.
И вот она, знаменитая, погруженная в полумрак приемная перед главными лабораторными вратами госпожи Афронеры, красавицы, из красавиц, любовницы из любовниц. Думаю эти слова, и понимаю, что думаю их по инерции, для меня есть только одна красавица, только одна любовница.
В приемной собрались они все, я имею в виду разнообразных потомков госпожи Афронеры. На главном секретарском месте сидела дочь от господина Мареса. Своим телесным сложением и звуком голоса она слишком уж не соответствовала своему имени. Хитрая, гнусавоголосая горбунья. Блок многоцелевого управления и всех видов связи она держала у рта наподобие губной гармошки, и одним движением дыхания отдавала команды, и связывалась с мамашей, скрытой пока от глаз.
В самом темном углу приемной и уселись в почти невидимых креслах практически невидимые сыновья хозяйки Фоб и Дей. Судя по всему, они и собирались там оставаться, не претендуя на участие в разговоре. На первый же план выступил двуполый потомок госпожи Афронеры и известного своей подвижностью, и летучестью господина Геркурия. Он просил, чтобы его все называли Гермафродит. Мне это казалось странным, это все равно, если бы человек с повышенным содержанием сахара в крови требовал, чтобы его называли не по имени, а Диабетиком. Выглядел этот субъект с многочисленными странностями, тем не менее, внушительно. Рослый красавец, в котором неуловимо сочетались два вида статности и мужская и женская. И не грубо сочетались, то есть перед нами стоял не атлет с накрашенными губами. Стояло нечто другое.
