Я проснулся первым. Войтин хрипло дышал и бормотал во сне. Я встал. Старясь не стучать шпингалетами, отворил окно: Пухальский вчера вернулся позже всех и, наверное, опасаясь дождя, закрыл его. Сейчас он лежал лицом к стене и спал.
Внизу расстилался город в утренней дымке. Черепичные крыши чередовались с островками зелени. Замок — целый лес островерхих готических башен с узкими щелями окон — выглядел совсем не таким мрачным, как ночью. Посверкивала речка под горбатыми древними мостами. Я нашел глазами бульвар, по которому мы шли вчера с Быстрицкой, — он полупетлей охватывал город. Моря из этого окна не было видно.
«Маленький город», — подумал я. Небо было в облаках. Дул ветерок. На окраине уже дымил какой-то заводик, и дым из трубы заваливался на сторону.
Я отошел от окна, выкурил сигарету, сидя на койке (Тамара безуспешно пыталась отучить меня курить до завтрака), и достал из тумбочки бритвенный набор. Я привык к электробритве «Харьков», но студенту такая роскошь не по карману: я взял с собой «безопаску».
До позавчерашнего утра мы с Ларионовым не знали, кто будет выполнять основное задание, и готовились оба. Начальник отдела Шимкус вызвал нас и, выслушав доклад, ткнул пустым мундштуком мне в грудь: «Планируй!» Я знал, что Ларионову очень хотелось взять это дело. Может быть, даже больше, чем мне: мою жену только что положили в роддом. «За супругу не волнуйся, — сказал Шимкус. — Все устроим в лучшем виде». Ларионов хлопнул меня по плечу: «Лети, старик, со спокойным сердцем и ясной головой. Как родится сын, дадим знать». — «Девочка — это тоже хорошо, — сказал Шимкус. — У меня их две. Старшая уже парням головы крутит и мне подробно докладывает, как и что. Я ей советы даю». Ларионов сделал мне большие глаза: старик считал, что в молодости он был большим сердцеедом. «А ты не мигай! — сердито сказал Шимкус. — Думаешь, не вижу? И вообще, генуг трепаться, как она говорит». — «Генуг по-немецки значит — достаточно», — снисходительно объяснил я Ларионову. «Geh zum Teufel!» — буркнул тот. (Пошел к черту! (нем.).) «Ярко выраженный ростовский акцент», — констатировал я. «К делу, товарищи старшие лейтенанты», — строго сказал Шимкус. И мне: — «Значит, у тебя есть девица, которая следила за ним, заявление Евгении Августовны Станкене, кастет, ну, соседи по номеру и некто Буш. Может быть, это цветочки, а может быть…» — Он сделал паузу. «Может быть, ягодки», — забежал вперед Ларионов. Шимкус внимательно и холодно поглядел на Ларионова, отчего тот затянулся сигареткой и стал притворно сильно кашлять. Потом Шимкус сказал: «А может быть, ягодки. Решать будешь сам. На месте». Я сделался серьезен. «Виленкин вылетает раньше, он придается тебе для связи», — добавил начальник отдела.
