И она вошла в сотни миллионов компьютеров. Нас окружают роботы, и ни одна улыбка не умирает. Все слова и поступки растворяются во многих миллионах кристаллов, связанных в единую грандиозную сеть. Фиксируется все — и доброе и дурное. Любая обида и каждая подлость…
И когда ты встал на дорогу, подсознанием сознавая, что ничего с тобой не случится, просто нужна была встряска, и ты ее получил, не задумываясь особенно о цене…
— Мы всегда держим контакт с соседями, — сказала Эми. — Маневры приходится согласовывать. Сегодня в горах был случай. На дороге оказался человек. Прямо перед машиной, которая везла другого человека, женщину. Тормозить было поздно, а сворачивать некуда — навстречу шел грузовик. К счастью, без пассажира…
«Он сам хотел этого, — сказал белый автомобиль по имени Пьеро. — Я не хочу разговаривать с ним…»
— Грузовик освободил дорогу — внизу была пропасть, и все кончилось благополучно. Возможно, в памяти грузовика что-то осталось. Но теперь этого никто не узнает.
— Безвозвратно?.. — сказал он.
— Да, — ответила Эми. — Не огорчайся. Если ломается телефон, что-то тоже погибает безвозвратно. Что память грузовика-автомата, который не так уж часто общался с людьми…
Возможно, немного. Но все остальное — как ты стоял, белый от бешенства, и был готов ударить бегущую к тебе девушку, и даже не посмотрел под обрыв, на дымящиеся обломки, и зашагал прочь, — все это фиксировалось в памяти человечества, в нашем общем внутреннем мире, в ноосфере, если угодно. Стала ли она от этого лучше?..
«Мне жаль тот грузовик», — сказала испуганная девушка с синими заплаканными глазами, напомнившая тебе куклу. А ты этого не сказал. И даже не посмотрел вниз.
Они летели в потоке машин, всевидящих и всезнающих, но пока еще молчаливых.
— Эми, — сказал он. — Я раздумал. Пожалуйста, Горное шоссе, сороковой километр. Это я убил тот грузовик.
Он верил, что она еще стоит там, над пропастью, глядя на изуродованные останки, а белый верный Пьеро ждет неподалеку на обочине. И в мире становится чище.
