У развилки Кирилл притормозил нарты, снял малицу, кинул ее на мешки. Через пять минут будет жарко и в телогрейке — начинался тягун.
— Вперед! — скомандовал он, и собаки, понимавшие, что эта остановка не для них, и потому не позволявшие себе хоть на короткое время расслабить втянувшиеся в работу мышцы, рывком стронули нарты и, озлобляясь и возбуждая себя, потащили их вверх по накатанному до блеска склону.
Кирилл, старавшийся не сбиться с темпа, подбадривал и понукал собак, поддерживая в них ту озлобленность в работе и тот накал, без которых ездовые собаки не собаки.
— Пошел! Пошел, звери! — кричал он, зная, что сейчас собаки не обижаются на него за эти крики, что сами они не лают и не воют только потому, что от лая быстро устаешь, а так бы они полаяли и повыли, на то они и собаки.
Солнце, всходившее за спиной, осветило сопки, и нарты, и собак, оживило странно оцепеневший, неподвижный воздух, окрасило облака, тоже неподвижно висевшие над островом. Только в одном месте, там, где кончался тягун и начинался не менее длинный пологий спуск, облака шевелились, как будто их кто-то пытался сдвинуть с места.
Кирилл знал, что откроется ему, когда нарты окажутся там: стометровая отвесная стена и море под ней, забитое всегда туманом и тучами. Женька, например, уверяет, что это и есть тот самый Провал, о котором говорится в айнской легенде. Женька фантазер, но место действительно мрачное. Глянешь вниз — и тянет к себе бездна, и хочется поскорее отойти от края и не слышать тяжелого, низкого шума внизу, в котором пропадают все привычные звуки. Но Провал Провалом, а Побережный рассказывал, что, когда десантники брали остров, здесь сидели прикованные к пулеметам японские смертники. Картина тоже не из приятных. Тем более когда самому надо идти на эти пулеметы…
Собаки неожиданно шарахнулись в сторону, словно испугались чего-то, и, сбившись в кучу, завыли, как по покойнику. Не видя того, что могло бы их так напугать, Кирилл остановился и посмотрел вперед. Там ничего не было. Тогда он оглянулся по сторонам и почувствовал, как у него по коже пошел мороз: на небе, как раз над Провалом, стояла стая чудовищных псов и, раскрывая громадные пасти, беззвучно выла в пространство.
«Псы, — остолбенело подумал Кирилл. — Гончие Псы!» Не спуская с видения глаз, он, как лунатик, сделал несколько неуверенных шагов вперед, и в тот же момент рядом с воющей сворой на небе появилась фигура человека, такая же чудовищная, как и собаки. Несмотря на расстояние и искаженный вид призрака, Кирилл сразу узнал его. Это был он, Кирилл, собственной персоной!
