— Это экран, — подумал я, — на силовом поле которого можно проявлять голограмму любого времени.
И действительно, в какое только время ни забрасывала бы меня фантазия, экран всегда послушно раскрывал предо мной картины прошлых веков.
Эти путешествия были столь же интересны и захватывающи, как и мои переживания в космосе. Скорее, они были даже более интересны, так как я видел свой, родной мне мир. Здесь было что-то личное.
Постепенно насытившись хаотичным просмотром прошлого, я стал избирательно проявлять те фрагменты жизни, в которых происходили великие катастрофы и трагедии.
Что только мне не пришлось увидеть и пережить! Сколько раз я был свидетелем того, как все живое стояло на краю гибели! Но усилиями Посредников, в число которых теперь входил и я, жизнь вновь возвращалась в свое нормальное русло, так как удавалось донести до людей свет истины…
Закончив рассказывать, старик внимательно посмотрел на Стефана, как будто почувствовав возникший у того вопрос. И он не замедлил прозвучать.
— Но это же все в прошлом. Каким образом мое настоящее перехлестнулось с этими силами?
Старик еще раз внимательно глянул на Стефана и спросил:
— Неужели ты до сих пор не догадался? Ведь все, что я сейчас тебе рассказывал о прошлом, тогда было настоящим. И сейчас, в вашем двадцатом веке, возникают критические ситуации, способные разрастись в катастрофы мирового значения.
Одна из них — война, идущая здесь, на территории Вьетнама. Как ты уже понял, я занимаюсь тем, что стараюсь погасить пламя, питающее эту бойню.
— Да, да, — в тон ему сказал Стефан, — мы тоже сюда приехали из далекой России, чтобы помочь вьетнамскому народу победить агрессора.
— Нет, — усмехнулся старик, — это совсем не то, — и его глаза заволоклись дымкой грусти. — Вот вы все считаете именно так, думая, что бросая дрова в огонь, можно одновременно потушить его пламя. Ничего подобного — от этого костер горит лишь сильнее. И если так продолжать, то гореть он будет еще очень долго, поглощая своим пламенем все живое.
— Но тогда как же быть? Что делать? — задумался Стефан над необычной постановкой вопроса.
— Да, это непросто, — протянул старик.
И продолжил после некоторой паузы:
— Я думаю, что можно было бы перестать кормить огонь дровами, и тогда он сам бы стал угасать.
— Но как это сделать? Это же невозможно! — воскликнул Стефан. — Война — это не костер, а люди — не дрова.
— Нет, дрова, — вздохнул Старец. — К сожалению, самые настоящие дрова, которые очень быстро сгорают в этом чудовищном пламени, требующем для себя все новых и новых жертв. Ведь у вас есть такое выражение "пушечное мясо". Слыхал, наверное?
