Самым важным было, войдя, сразу определить, кто из сидящих - врачи, а кто - непрофессионалы: деятели из муниципалитета и обычные члены правления. Это было необходимо, чтобы соответствующим образом корректировать ответы на вопросы; к чему, например, сыпать медицинскими формулировками перед оптовым торговцем обувью. Так, например, на одном из моих первых собеседований член комиссии в клерикальном облачении спросил меня торжественным тоном:
- Как вы поступите, доктор, оперируя ночью в полном одиночестве, если у больного начнется не останавливаемое кровотечение?
На что я уверенно ответил:
- Вознесу молитву Господу, сэр.
И тогда сидевший по правую руку от меня тщедушный человечек проснулся и спросил:
- А не кажется ли вам, молодой человек, что вы могли бы сначала позвонить своему главному хирургу и посоветоваться с ним?
Работу я там так и не получил.
В одних комиссиях интересовались, играю ли я в крикет или на пианино, в других спрашивали, женат ли я, третьих занимали мои политические взгляды и моральные убеждения. Что бы я ни отвечал, почему-то неизменно вызывало у вопрошающих разочарование, а то и вовсе повергало в недоумение. После короткого молчания следовал разочарованный вздох, а затем председательствующий благодарил меня за приезд и обещал известить о принятом решении.
Словом, я с большим опозданием убедился, что обучение в Св. Суизине вовсе не обязательно гарантировало мне теплое местечко по специальности. Все мы были свято уверены, что выпускники любых других заведений должны взирать на нас с не меньшим почтением, чем доктор Ватсон на Шерлока Холмса, поэтому столкнуться с людьми, даже не подозревающими о существовании Св. Суизина было чрезвычайно болезненным щелчком по моему самолюбию.
- Где вы учились, дружок? - спросил меня как-то раз один лощеный хирург из какой-то Богом забытой дыры.
- В Св. Суизине, сэр, - ответил я, пыжась от гордости.
И тогда этот прегнусный паразит пожал плечами и сочувственно произнес:
- Ничего, сынок, это ещё не самое страшное в жизни.
А остальные так и покатились от смеха. Мерзавцы.
Надеюсь, не нужно объяснять, что в том месте меня тоже не приняли.
После месяца безуспешных поездок в холодных вагонах, успев исколесить уже едва ли не половину Англии, я был полностью обескуражен. Меня уже не столько обуревали мечты заполучить место хирурга, как заботило желание заработать себе на хлеб. На моем банковском счете хранилось четыре фунта и десять шиллингов, а из всех пожитков оставались один костюм, сумка с клюшками для гольфа, набор медицинских инструментов и небольшой гипсовый бюст лорда Листера. Жил я в дешевой меблирашке в Масвелл-Хилле, погода стояла прескверная, а мои ботинки срочно нуждались в ремонте. Вдобавок меня мучил хронический голод, а постоянные неудачи вынуждали посещать пивные вдвое чаще обычного. Микроскоп я давно продал, а мой драгоценный скелет пылился неподалеку от Св. Суизина в лавке ростовщика, напоминающей, должно быть, катакомбы после эпидемии чумы.
