Анрел сидел на плече, хмурый и сердитый. На пол не смотрел, но косился.
— Оправится? — Феф. Угрюмо.
— Да, — неуверенно.
Косились все сильнее.
Девушка осторожно отлепила от пола временно обездвиженную тушку и сунула ее в руки анрелу.
— Лечи давай. А то умру — будешь убийцей, — дергая ножкой.
Шокированный дух прижал к себе хрипящего нечистика и осторожно кивнул. После чего мягко засветился белым и с силой прижал больного к груди.
Иревиль вздрогнул, выпучил глаза, завопил как резаный и стал вырываться, агонизируя на глазах.
Нахмурившаяся Илия тут же вырвала его из объятий сосредоточенного анрела и, двумя пальцами придерживая за крыло, подвесила перед носом, разглядывая дымящуюся половинку своей души.
— Что опять не так? — вежливо спросила она.
— Меня благословили, — с ужасом сообщил пациент, глядя на удивленного анрела, как на спичку, оказавшуюся ядерной боеголовкой.
— Но ты… жив?
— Если бы он еще и "аминь" прошептал… крылья и рога отвалились бы точно.
Ей демонстрируют отпавший хвост. В алых глазах шок, рука, держащая хвост, чуть дрожит. Духа осторожно посадили обратно на левое плечо и вернулись к созерцанию отражения.
— А из зеркала на Илию смотрела высокая девушка нескладной наружности. С короткими светло-русыми волосами, скелетистая и тощая — что сзади, что спереди (я про грудь). Пытающаяся выпрямиться в надежде, что еще не все потеряно, — грустно декламировал занимающийся самолечением гэйл. — Ребра четко обозначились. Их уже можно пересчитывать. Лопатки выпирают буграми, кожа… проблемная. Особенно лица. "И это киборг?" — спросите вы! "Да!" — мрачно сообщу я. Не красавица. Ну да ничего, бюст — не главное в нашей жизни… а в ее случае — и все остальное тоже.
Медленный поворот головы в сторону улыбающегося гэйла, пытающегося прилепить хвост на место.
— Не говори так! — справа, — Вы очень красивы. Почти совершенны! — Анрел? На душе девушки теплеет, она медленно улыбается. — И неважно, что только в душе. — Добил. — Главное — не внешняя красота, а внутренний мир. Помолитесь, и вперед!
Тяжелый вздох, отвернуться от зеркала и пойти к двери.
— Так голой и пойдешь? — снова слева.
— Да, — все еще спокойно.
— Не. Мне-то что. Иди хоть как. Но учти, голые дистрофики на улицах этого мира приговариваются к осмеянию и тыканью пальцами. Могут и обхамить, — задумчиво.
— Одеяло! Возьми одеяло! — заволновался анрелочек и рванул к сему предмету, мужественно пытаясь его поднять.
Силенок не хватало, так что он его скорее волок, чем нес к киборгу.
