За столом все замерли. Даже служитель с Мирасель отрешились от своих горних проблем, чтобы посмотреть на мою личность, невозмутимо доедающую телячий язык в желе.
— Как-то не верится, — с солдатской прямотой сообщил общее мнение капитан. — Насколько мне известно, барсы высокие… красивые голубоглазые блондины. А это… этот… человек… несколько отличается.
— Дит, — ласково, как к глупому ребенку обратился ко мне Ромис, — покажи, пожалуйста, твой клановый знак.
Я равнодушно воспроизвел на ладони своего барсика и продолжил насыщение… пока не отобрали.
Всеобщий вздох за столом подтвердил мое мнение, что большинство из присутствующих, если не все, знали его.
— Не просто барс, а даже снежный — элита элиты, — задумчиво про себя пробормотал Зорвес и со значением посмотрел на Мирасель. Та ответила согласным взглядом, и Зорвес прикрыл глаза, выражая готовность действовать.
Агрессии в этих переглядываниях я не ощутил. Всего лишь заинтересованность в собственной персоне. Однако встречных шагов предпринимать не стал — всему свое время. Когда оно придет — тогда и выяснится, что от меня хотят.
Бойцы поели и отдохнули, слуги, также не оставшись голодными, споро собрали стол и вскоре отряд был готово к выступлению. Ромис попросил разрешения присоединиться к кортежу, и оно было дано. Однако не раньше, чем графине удалось преодолеть сопротивление капитана. Тот категорически был против присутствия незнакомцев — нас с Ромисом — поблизости от охраняемых объектов. Только после клятвы моего друга, уверившего, что ни он, ни его охранник против отряда ничего не затевает и даже видит охраняемых лиц впервые в жизни, согласие со страшным скрипом — зубов капитана — было дано.
Мы тепло распрощались с крестьянами, девушка даже немного всплакнула при расставании, Ромис, как ни отговаривались добрые люди, буквально навязал им воробья в благодарность за тепло и вкусную еду, которой они делились, не думая о деньгах. Присоединиться к отряду они даже не пытались.
На пути в Лиманго Ромис не отходил от графини. Он ехал рядом с каретой, читал девушки лирические стихи, которых знал множество, пел любовные романсы, рассказывал смешные истории, а утром собирал цветы и прямо так, в каплях росы, вручал предмету своих домогательств на пороге кареты, дожидаясь ее пробуждения, как верный пес.
На третий день пути я не выдержал и спросил его.
— Ромис, зачем тебе это надо? Ты же понимаешь, что у тебя ни единого шанса затащить ее в постель.
