На пути Орды | страница 68



А с чего всегда начинается новая жизнь? О, это было хорошо известно старику.

Полоская белье, Петровна держала в голове, помнила: «Чуть что – бросай все и беги». На душе у нее было муторно, грудь теснили нехорошие предчувствия. Эти предчувствия заставляли ее постоянно оглядываться на возвышающуюся над ней Берестиху, словно проверяя – не исчезла ли она, не растаяла ли в опускающейся на землю ночи, как град Китеж из детской сказки.

Вместе с тем Петровна не забывала осматриваться и тут, понизу. Лес на том берегу, дорога, выходившая из него, из кустов опушки, подходящая затем к переправе, ныряющая в брод и далее поднимающаяся к Берестихе, – все находилось под ее постоянным и неусыпным наблюдением.

Однако готовность ее оказалась ущербной готовностью обреченной к неизбежному: там, где она совершенно не ожидала никаких неожиданных происшествий, прямо перед собой, в воде, она увидела сначала голую ступню, а затем и весь скрытый водой труп мальчишки лет пятнадцати с татарской стрелой в груди.

Обомлев от ужаса, она подняла глаза, окидывая взглядом речную гладь. По реке, багровой от садящегося солнца, плыли мужские и мальчишеские тела: одно, второе, третье… Журчала вода на перекате…

Оцепенев, Петровна не могла заставить себя даже шевельнуться в тот момент, когда на том берегу речки, на дороге, выходящей из леса, показались трое громко говорящих, ничего, видно, не опасающихся конных татар. Смотреть, замерев, на них приближающихся было не страшно, даже интересно: Петровна никогда не видела ордынцев. Да и вообще главное – удержать взгляд на татарах, не опускать его на реку. Это было действительно верное решение, так как на реке творилось ужасное.

Одно тело на самой середине переката быстрина навалила на камень, развернув набок. Мертвец, со стрелой, торчащей прямо изо рта, приоткрыл один глаз и, видно заметив обезумевшую от страха Петровну, вдруг встал в полный рост и пошел по броду скованной, угловатой походкой, по колени в воде, – прямо на нее…

Глаза Петровны стали мгновенно размером в половину лица; выроненный ею из рук тяжелый мокрый половик с шумом рухнул в воду.

– А-а-а-а!!!

Игнач, трясясь от холода и пытаясь успокоить Петровну, протянул вперед руки, растопырив пальцы. Продрогнув в воде насмерть и сжившись со стрелой во рту, как с неотъемлемой частью самого себя, он не смог сразу понять, чем так напугал Петровну, с которой был хорошо и давно знаком.

– Чур, чур меня! – Петровна перекрестила надвигающегося на нее «мертвеца». – Чур меня! Назад, Игнач! Назад!