Внезапно в дыре возникло свечение: из недр ангара начали быстро расти гигантские иголки какого-то исполинского инея, светящегося всеми оттенками розового – от теплого, почти алого, до холодного сиреневого.
– Вот плесень-то! – ахнул Михалыч, остолбенев.
Иней вырвался из ангара наружу, бесшумно заполнив собой и розовым светом всю площадь только что зиявшей мраком дыры, вырос до высоты пятиэтажного дома и прекратил свой рост.
Иголки в вышине начали медленно приближаться друг к дружке, смыкаться, не извиваясь, как гибкие нити или змеи, а слегка надламываясь по длине, все в большем количестве точек. Иней на глазах превращался в огромную, неярко светящуюся, розовую луковицу, составленную из миллионов тончайших многометровых кристаллов.
Завершением трансформации явилось появление в верхней части луковицы – там, где у обычной луковицы появляется зелень перьев, – непонятного, неподвижно висящего в воздухе черного предмета.
Предмет выглядел как обычная черная хоккейная шайба: метра два – два с половиной в диаметре и около метра толщиной.
– Кошачий грузик, – уже стоящий рядом с Михалычем Медведев указал на шайбу.
– Что?
– Если в ноль-контейнере был запущен живой человек, то в стартовой луковице всегда возникает вот это… Почему, неизвестно.
– Кошачий грузик? – переспросил Михалыч.
– Да. Назвал так кто-то еще лет двадцать назад, – приклеилось. Даже и в документах. …Знаете, как котят топят? В мешок! И камень еще туда, для веса. Ну вот: перед вами розовый мешок, а этот предмет, шайба, – груз. Отсюда и пошло: «кошачий грузик».
– Мешок? Не очень похоже, по-моему.
– А по-моему, очень похоже, – невесело кивнул Медведев. – Правда, я больше вашего знаю про это про все… Кто из ваших там мог бы оказаться, нет у вас предположений на вскидку?
– Только два варианта – Аверьянов! – не думая, с ходу ответил Михалыч.
– Аверьянов… – загнул палец Медведев.
– Ага, – кивнул Михалыч.
– Вы же сказали: «два варианта»?
– Ну, Аверьянов, – либо старший, либо младший. Третьего не дано.
– Лучше бы старший. Если «лучше» – уместное слово.
– Это почему?
– Когда ребенок сирота – горе. Большая беда. Но если сиротеют родители, это вообще…
– Вы хотите сказать… – Михалыч указал взглядом на медленно гаснувшую стартовую луковицу.
– Да, – ответил Медведев. – Толчки были от временного дребезжания на старте. Перегрузка. Удары. Несовместимые с жизнью. Это труп.
– Но… – попытался возразить Михалыч.
– Но зато наш Али-Баб-эль-Ладен получил в своем Бухрейне отсрочку: теперь сорок разбойников появятся по его душу месяцем позже.
