Батый прикрыл глаза.
– Многие трепещут предо мной… Многие ищут моей дружбы и покровительства.
– Великий князь Юрий Ингваревич желает тебе и твоим близким благодати небесной и шлет тебе в знак своей дружбы великие дары… Многие ли, ищущие дружбы твоей, готовы дарить тебя самым своим дорогим? Шесть возов…
Толмачи стали бойко переводить…
На миг Батый поднял взгляд на лицо молодого князя и тут же прикрыл глаза вновь. Ему было скучно. Изобретенный им еще пять лет назад тактический маневр покорения малых царств и княжеств работал с той же неизбежностью, с какой течет время.
Он не случайно превращал в прах и пепел каждый восьмой-десятый-пятнадцатый город, встававший на его пути. Конечно: только ужас, бегущий перед ним, заставлял покоряться остальные города и народы. Кто же просто так, добровольно, станет платить дань, смиренно ляжет под его пяту?
Однако хан никогда не позволял себе беспричинного нападения. Он всегда использовал повод. Ждать никогда не приходилось долго. Когда идешь по чужой земле, возглавляя многотысячное войско, предлагая всем по дороге свою дружбу, защиту и покровительство в обмен на десятую долю создаваемых местным населением благ и богатств, повод для войны находится очень быстро.
Вот и сейчас подворачивался очень хороший повод. Повод напомнить этим русичам о том, кто он такой, хан Бату.
Сидящие за каменными стенами Города мудрецы и воители думали, что Орда отдыхает, готовится к штурму их «неприступной твердыни».
На самом деле это предположение было совершенно неверно. Штурм этой твердыни – в глазах хана – являлся просто зрелищем, забавным пустяком, соринкой на пути его орд. Достаточно было одного кивка Великого Хана, чтобы Город пал еще позавчера: внутри, за его каменными стенами, было много деревянных хижин и хором… Вспыхнув от сотен зажигательных стрел, постройки займутся единым, гигантским факелом, заставят обезумевших от борьбы с огнем защитников вырваться из огненной ловушки, спасаясь от невыносимого жара горящего Города.
Да, они вырвутся, обессиленные, обожженные, с обезумевшими от боли и ужаса глазами. К речке! К воде!
В этот момент достаточно и тысячи всадников с одними ногайками, чтобы втоптать разбежавшихся в красную грязь, усеять раздувающимися на солнцепеке сине-бордовыми трупами весь склон, запрудить речку телами, из которых отовсюду торчат желтые кости… И как торчат, – как тын, как частокол, как иглы у ежа. К осени плоть отойдет, – раки, вороны, вода… Кость к осени сильно побелеет…
