Вот этого специалиста по культуре разные инстанции спустили в шестьдесят третьем году на Бродского, дав ему большие полномочия.
Лернер, тогда уже завхоз Гипрошахта, являлся видным деятелем "народной дружины" Дзержинского района. "Народная дружина" в те времена -- к сведению молодых читателей -- была организацией куда более серьезной, чем нынче. И права у нее были куда шире. Цель-то, с которой она создавалась, была благой, но при нашей юридической девственности, при отсутствии прочного правосознания "народные дружины" быстро стали источником общественной опасности -- в провинции делались попытки трансформировать "дружины" в некие военизированные формирования. В печати появились сообщения о случаях беззакония и произвола со стороны дружинников, незаконных обысков, избиений и так далее. И права "дружин" были значительно сокращены. Но это произошло позже. А осенью шестьдесят третьего года именно руками "народной дружины" решено было расправиться с Бродским.
Лернер по своей психологии, а стало быть, и методам, был мошенником. (Вскоре после отъезда Иосифа за границу Лернер попал под суд за крупные мошенничества и был приговорен к длительному сроку заключения). Он и порученную ему работу по сокрушению Бродского повел в соответствующем стиле.
Опыт фальсифицированных процессов был еще свеж в памяти людей среднего возраста, и Лернер (и те, кто стоял за ним) воспользовались готовыми рецептами, отнюдь не утруждая себя правдоподобием обвинений. Как в тридцатые годы -- и позже, в семидесятые, восьмидесятые -- так и в шестьдесят четвертом году социально-психологической основой наглой небрежности в фабрикации доказательств вины жертвы было чувство полной и вечной безнаказанности. Это совершенно ложное, как показывает опыт, чувство, тем не менее, характерно для всех формаций палачей.
В сентябре 1963 года состоялась очередная встреча наших тогдашних лидеров с творческой интеллигенцией, а 29 ноября в газете "Вечерний Ленинград" появился фельетон "Окололитературный трутень", который стоит привести целиком и кратко проанализировать.
"Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках -- неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы.
Приятели звали его запросто -- Осей. В иных местах его величали полным именем -- Иосиф Бродский.
