Она пыталась успокоить себя. Говорила, что подготовила Колма, насколько это вообще возможно. Последнее время они часто пользовались автобусом, а уже две недели ежедневно ездили за продуктами для дома на рынок Келлера. Колм прекрасно знал маршрут и понимал, что если вдруг запутается, то сможет спросить у водителя.
Она могла повторить свои инструкции еще десять раз, но беспокойство от этого не уменьшилось бы. Такое бывало уже не раз. Но в этот раз она тревожилась даже сильнее, чем обычно, потому что Колм давно уже перестал быть для нее просто клиентом.
Теперь он был Анне другом. Родственной душой. Человеком, с которым ей по-настоящему приятно было общаться; она уважала его и даже иногда училась у него. Колм оказался необычным, особенным человеком, и Анна это прекрасно понимала.
Не стоило этого допускать, но теперь предпринимать какие-то меры было уже поздно. Дело сделано. Она уже не смогла бы вычеркнуть Колма из сердца — не больше, чем оттолкнуть Лайама.
Братья Франклин обладали своей, какой-то особой неотразимостью.
— Так, проверим еще раз. Сотовый телефон при тебе? — спросила она.
Колм похлопал по левому карману джинсов:
— Можешь проверить.
— А деньги на проезд?
На этот раз он похлопал по правому карману:
— Ага.
— И ты помнишь, что собираешься сделать?
— Я еду до Мэйн-стрит, где мы сходили, когда ездили на пикник, там пересаживаюсь на другой автобус и еду домой.
— Правильно. А адрес помнишь?
Он послушно повторил свой адрес, затем добавил:
— А еще я не должен разговаривать с незнакомыми. Не должен выходить из автобуса нигде и ни с кем, только на своей остановке.
— Правильно.
— Потому что большинство людей хорошие, — продолжал он, — но иногда попадаются и плохие, и никто не может сказать по внешности, хороший человек или плохой. Важно то, что внутри. Важно, какое у них сердце — большое, как у меня, или маленькое, как у этого типа Бартла, который побил Лайама.
Лайам вряд ли понимает, подумала Анна, как растревожил в свое время Колма тот давний инцидент. Каждый раз, когда они с Анной садились в автобус, Колм вспоминал и начинал говорить о нем. И каждый раз фамилия Бартл в устах Колма звучала как ругательство, совершенно чуждое его мягкой натуре и легкому характеру.
— Правильно, по внешнему виду невозможно определить, у кого большое сердце, — согласилась она.
Колм протянул руки и обнял ее.
— Не беспокойся, Анна. Ты хорошо меня научила. Я поеду на этом автобусе, потому что если я смогу научиться орити… — Он приостановился.
