— Амос!
Все так же сутулясь и даже не пытаясь изобразить улыбку, Амос пошел к ней навстречу.
— Дорогой, возьми это, пожалуйста. — Она протянула ему футляр, потом скорчила недовольную гримасу. — Ты не хочешь меня поцеловать?
— Нет.
Нелюбезный ответ словно повис в воздухе между ними.
— Милый, какой ты скучный! — Ее голос был таким мягким и бархатистым, таким нежным, что, казалось, помимо своей воли, она постоянно напоминала: я леди. Треугольной формы бледное лицо под толстым слоем косметики выглядело злым и сварливым, но стоило Вере открыть рот, как она преображалась. Амос никогда не мог понять: это искусство или шутка природы.
— Где же репортеры? — спросила Вера еще ласковее.
— Репортеров нет. Здесь не Голливуд.
— О… — Вера обвела взглядом зал ожидания и пожала плечами. — Ужасный день. Холодный, как смерть. А ты холодный, как день. Знаешь, Амос, я иногда думаю, что ты не такой, как все люди.
— Сверхчеловек? Или недочеловек?
Они двинулись к выходу, и Амосу пришлось подлаживаться под ее семенящую походку. В отличие от китаянок Вера не бинтовала ноги, но каблуки у нее были высоченные.
— Да нет, — нахмурилась она. — Просто какой-то незаконченный. В тебе чего-то не хватает…
— Чего же?
— Не знаю. Как будто ты вырезан из бумаги, плоский такой, одномерный.
Амос сделал вид, что понял ее буквально.
— Я вешу сто сорок семь фунтов, значит, у меня есть объем.
Вера смотрела мимо него на неоновую вывеску бара.
— О, Амос! Я так несчастна. Я бы хотела что-нибудь выпить, но ты, наверное…
— Пойдем, но пить я не буду, — спокойно ответил Амос.
— Спасибо, — сказала она и, ускорив шаг, бросила на Амоса хитрый взгляд. — Ты больше не боишься баров?
— Конечно, нет. Мне не хочется пить.
— Антабус?
— Нет. Отпала необходимость. И потом, надо быть совсем слабаком, чтобы не суметь сказать «нет» выпивке.
Они прошли через стеклянную дверь и сели за свободный столик. Подошел официант. Вера не стала ждать, пока Амос сделает заказ, — она никогда не давала ему сказать адрес таксисту или этаж лифтеру, — и быстро проговорила:
— Двойное виски.
Официант поглядел на Амоса.
— Имбирное пиво, пожалуйста.
Амос ощутил неловкость. Что подумал о нем официант? Почему на пороки обычно смотрят как на свидетельство мужественности? Может быть, большинство людей тайно верит, что мужчина не может быть добродетельным? Наверное, понятие нравственности было введено женщинами, и потому мужчины не приняли его.
Амос посмотрел на Веру. Она все еще разыгрывала из себя сирену, но в ее игру явно вкралась ошибка. Вера была неудачницей. Неудачливая сирена. Эти два слова несовместимы друг с другом. Вера неспособна стать настоящей актрисой, иначе она бы с большим тактом играла роль отставной звезды.
