Он присел на соседнюю полку и, вынув из внутреннего кармана кожанки металлическую пилку, стал тщательно подтачивать ногти.
- Значит, расстаемся, ваше благородие, - задумчиво сказал он. - Хоть вспоминать-то будете?… Хотя зачем? Воспоминания только отягощают нашу и без того суматошную жизнь. Думать мешают. А мы с вами старые боевые кони. И скакать еще, и скакать…
«Почему расстаемся? - вдруг дошло до сознания Сибирцева. - Видно, Михеев что-то знает. Но не говорит. Значит, не может…»
- Что это тебя на сантименты потянуло? - чуть дрогнувшим голосом спросил Сибирцев, обеспокоенно думая, какие новые загадки подкинула ему нынче судьба.
- Так ведь… вот живешь, живешь и… расстаешься. И будет ли новая встреча, кто знает… А хорошо мы поработали. Без похвальбы, хорошо…
Он замолчал, исподлобья поглядывая, как Сибирцев одевается, закручивает портянки.
- Сапоги-то худые… - вдруг пробормотал Михеев. - А еще топать и топать… Знаешь что, Мишель, - решительно сказал он, - возьми-ка мои. Размер у нас, помнится, одинаковый. - И он тут же стал стягивать свой надраенный до блеска сапог.
- Ты что, спятил? - Сибирцев недоуменно поглядел на Михеева. - Не валяй дурака.
- Делай что говорю, - словно обозлился Михеев. - Я ему, может, жизнью обязан, а он про какие-то вшивые сапоги. Надевай! Давай сюда свои, до Москвы не развалятся, а там уж как-нибудь обойдусь. У контры реквизирую. Это ты у нас человек высоких принципов, а мне что? Или, на худой конец, жена какого-нибудь богатого контрика подарит. За ласку. Они за ласку что хочешь… А ты - сапоги. Да шучу, - так же серьезно, без улыбки добавил он. - Не делай страшные глаза.
Это ты для своих бандитов прибереги. Неужели ты полагаешь, что в Москве для меня пары сапог не найдется? На той же Сухаревке. Или Хитровке.
Сапоги Михеева удобно и плотно сидели на ноге. Сибирцев встал, с удовольствием притопнул каблуками по полу, затянул на поясе ремень и с неловкой признательностью взглянул на Михеева, на свои старые, разбитые сапоги, так не вязавшиеся с лощеной внешностью друга.
- Вот, значит, как, - смущенно сказал он. - За сапоги, брат, спасибо. В самый, что называется, раз сапоги.
- Ладно, - отмахнулся Михеев, - Ступай давай. Я тебя потом провожу.
Потирая виски, Сибирцев вышел в коридор и прошел в середину вагона, в просторный салон особоуполномоченного Чека. Он даже зажмурился от яркого света, заливавшего плотно зашторенное помещение. Вытянулся у дверей по стойке «смирно» и хотел было доложить о приходе, но Мартин Янович, бородатый великан, стремительно поднялся из-за стола, заваленного письмами и какими-то документами, поверх которых, свисая на пол, лежала большая карта. Сибирцев сам был росту немалого, но перед Мартином Яновичем всякий раз чувствовал себя подростком.
