Не прошло и получаса, как запикал его пейджер. Лано его выключил. Он принял решение: его жизнь в мафии закончена. Пора было подумать кое о чем другом. Лано обдумывал свои планы на обратном пути в город.
Чарли и Саманта ухитрялись беседовать урывками, пока она обслуживала в переполненном баре казино других клиентов. Саманта рассказала, что в самом деле приехала из Северной Дакоты, когда-то была замужем и развелась, а сейчас уже несколько лет учится на психолога в университете Лас-Вегаса. В баре «Харра» она работала почти три года, а в Лас-Вегасе живет уже почти десять лет.
– Я решил, что у тебя какой-то иностранный акцент, – сказал Чарли, когда народу в баре поубавилось и им представился случай поговорить. Он сунул в щель банкомата свою карту гостя, чтобы получить наличные за вчерашний выигрыш.
– У меня среднезападный выговор, – объяснила она. – Слишком долго тяну гласные: «ло-о-дка», «го-о-рло». Никак не могу отвыкнуть. Поменять тебе на жетоны?
Чарли сунул в щель для денег пятидесятидолларовую купюру.
– Сыграю за наличные, – сказал он. – А ты переезжай в Бруклин. Там ты мигом избавишься от всякого акцента.
– Может, и перееду, – ответила она. – Знаешь, а я ведь когда-то была настоящей деревенской девчонкой!
Он попытался представить ее в джинсовом комбинезоне на лямках, с волосами, стянутыми резинкой, и улыбнулся.
– Что?
– Представил тебя на ферме.
– Наверное, я в твоем представлении выгляжу полной дурой-деревенщиной?
Он покачал головой:
– Ты и на ферме здорово смотришься.
Хоть Чарли и не был похож на других, Саманта понимала, куда все клонится. Ей уже тысячу раз делали разные предложения с тех пор, как она здесь работает. По какой-то причине мужчины, выпивающие в баре казино, считают, что работающим здесь женщинам ужасно не хватает мужской ласки. Иногда их внимание льстило. Но чаще раздражало.
Но с Чарли было весело. А вчера он несколько раз насмешил ее.
– Ты вот что скажи. Что ты там распевал вчера ночью?
– О-о! – воскликнул Чарли, вспыхивая.
– Что-то итальянское, но что – мы так и не поняли.
– «Мы»? Это уже хуже.
Она подала очередному посетителю подставку под бокал. Когда она оглянулась на Чарли, его лицо по-прежнему было красным от стыда. Просто пунцовым.
– Ну, так что? – спросила Саманта.
– Опера, – прошептал он.
– Ты так это называешь? – Она ловко вскрыла бутылку «Хейнекена».
– Что, так плохо?
– Мы так и решили, что опера, но, по-моему, тебе медведь на ухо наступил.
Чарли поднял бокал с газировкой.
