— Я все знаю о том, что произошло ночью, Джонни, — сказал он. — Мне кажется, нам следует принести мистеру Данбару извинения.
— Простите меня, — произнес Джонни, слегка покраснев и не глядя на меня. — Мне не стоило вести себя столь агрессивно и набрасываться на вас.
— Но ведь ты испугался. — Я присел на край кровати. — Ничего серьезного, так, пустяки.
Стоктон открыл дверь.
— Я подожду вас в кабинете, — сказал он и оставил нас наедине с Джонни.
— Твой отец рассказал мне, что ты во время войны был в Далриаде.
— Да, был.
Карандаш в его руке продолжал двигаться, рисуя на бумаге круги. Он решал какую-то задачу с десятичными дробями. Вместо американской точки, которая ставится на линии, или английской наверху ее, он использовал принятую на континенте запятую для десятичного знака, — что говорило о неудобстве привлечения французского преподавателя к обучению мальчика-англичанина.
— А что случилось в ту ночь, когда упала бомба?
Вздрогнув, он поглядел вверх, в потолок. Его глаза расширились и потускнели, как сегодня ночью.
— Ничего не случилось. Ну, я имею в виду, ничего необычного. Вам приходилось когда-нибудь видеть, как падает бомба? Вот так это и было.
— А где ты находился в ту минуту?
— В кровати.
— Ты был один в комнате?
— Нет, нас было двое. Второй мальчик был убит.
— Расскажи мне об этом.
— Да не о чем рассказывать. Я проснулся от сильного шума, — взрывы снарядов зенитных установок, вой сирены и все такое. Но я не испугался. И прежде бывало такое, но ничего не происходило. Фред, мой приятель, спал. И храпел. Окно было открыто, в комнате было темно. Я видел лучи прожекторов в небе. Притаившись в постели, я молча наблюдал за их пересечениями. Затем я услыхал гул моторов совсем близко от себя. Раздался ужасный свист, но я слышал это и прежде, и никогда ничего не происходило, даже когда этот пронзительный свист казался совсем рядом. Поэтому я не беспокоился. А затем все разлетелось на куски. Все вокруг. Я потерял сознание. Я ничего не помнил до того момента, когда пожарники извлекли меня из-под обломков. Они сказали, что я единственный, кто уцелел. После бомбежки начался пожар. Некоторые дети так обгорели, что их трудно было опознать. Мне просто повезло, иначе я бы оказался среди остальных.
— И это все?
— Конечно.
Вновь у него появился тусклый, напряженный взгляд. Следующие слова резко сорвались у него с губ:
— Ну а что еще должно было произойти?
При работе с детьми-преступниками главное — определить незаметные симптомы лжи, когда мальчик как бы говорит правду. Это намеренная невинность взгляда, когда не опускаются вниз глаза. Легкая, едва уловимая мускульная напряженность. Лгать — это не такое простое дело, как считает большинство людей, потому что до того, как человек научился говорить, весь его организм был настроен на самовыражение, а не на подавление своих чувств. Я чувствовал, что сейчас Джонни лгал. Во всяком случае он Не сказал мне всей правды, так как я заметил физические симптомы, которые свидетельствуют о подавлении истинных чувств.
