— Раньше это были дома. Это покинутая деревня.
Налетевший внезапно бриз заставил сорняки очнуться и снова зажить иллюзорной жизнью. На облитых лунным светом камнях играли тени. Казалось, это место облюбовали для себя призраки.
— Люди ушли отсюда из-за воздушных бомбардировок?
— Нет. Это случилось очень давно.
— А что случилось?
— Не знаю. Большинство из тех, кто живет в долине, уже забыли, что здесь, на болоте, когда-то стояла деревня.
Мы спустились с узкой расщелины между двумя холмами. Березы закрыли луну. Ручей журчал по камешкам в темноте, скатываясь с пологого холма по направлению к Тору, чтобы слиться с рекой в конце долины. Мы перешли через пешеходный мостик и начали взбираться по крутому склону. На вершине Джонни остановился. Здесь, казалось, кончалась Шотландия и начиналась Англия, так как вересковая пустыня заканчивалась, появились статные деревья и участки, где добывали торф. Чуть подальше в окне большого современного дома горел свет.
— Это Крэддох-хауз, где я живу, — сказал Джонни. — Можете дальше не провожать.
И не мог не улыбнуться. Я ожидал большей находчивости в его попытках поскорее избавиться от меня.
— Ну раз я дошел до этого места, то могу проделать и остаток пути.
С торфяного поля мы вступили на покрытую гравием дорожку.
— Крэддох-хауз принадлежит лорду Нессу, не правда ли? — продолжал я его расспрашивать.
— Да. Ему принадлежит вся долина. Мой отец арендует у него этот дом. Он жил здесь во время войны. Тогда все было гораздо веселей.
Джонни, казалось, на самом деле тосковал о «веселье».
— Знаете ли вы, что однажды Далриада подверглась воздушной бомбардировке? Конечно, они метили в военно-морскую базу, но разбомбили дом для эвакуированных детей и лагерь для военнопленных. Правда, смешно? Боши сбрасывают бомбы на своих же солдат в лагере для военнопленных?
— Ну теперь, слава Богу, все кончилось… — начал было я.
— Нет, не кончилось! — страстно, с надрывом воскликнул он.
— Что ты имеешь в виду? — я повернулся к нему. Он отвел свои глаза от моих.
— Начнется еще одна война.
Он сказал это деловым тоном, но была в нем какая-то догматическая убежденность. Голос нового поколения? Или же просто повторение того, что слышано от старших? Всегда трудно установить, когда мальчик начинает думать самостоятельно.
Снова я забыл, что уже больше не психиатр.
— Так поэтому ты постоянно убегаешь из дома?
— Нет, не поэтому.
Он отмахнулся от моего вопроса.
— Какой смысл беспокоиться о том, что от тебя не зависит? Пытаться остановить войну — это все равно что пытаться остановить ветер, не так ли? Zeitgeist?
