– Ах, милый друг Алеша, – вскрикнула княгиня, приподнимаясь с канапе. Князь Алексей подошел к ней и с учтивостью и ласковым взглядом поцеловал ей руку.
– Каковы вы в своем здоровье, маменька?
Между тем Хвалынский, готовясь в свою очередь подойти к руке, исподтишка модным востроносым сапогом толкнул спавшую моську. Она завизжала, а другая залаяла.
– Тише, проклятые! – закричала княгиня, замахнувшись на них табакеркою. – Слава богу, душенька! Вчера дурнота прошла от капель Христиана Карловича; я сегодня у Всех Скорбящих всю раннюю обедню отстояла, так теперь что-то устала. Да это пройдет. А ты, голубчик, здоров ли, ангел мой?
Князь Алексей поклонился и повернулся к сестре. Хвалынский, в свою очередь, поздоровался с княгинею. Зоркая старуха, заметив, что он был виною страданий и вопля бедных мосек, отвечала ему на вопросы с явною досадою.
– Bon jour, mon frere! – сказала, встав с своего места, Алевтина, как будто пробужденная из какого-то глубокого размышления. Князь поцеловал ее.
– Qu'avez vous, ma chere? – спросил он. – Vous etes pensive?
– Се n'est rien, mon cher! – отвечала она, стараясь скрыть волнение душевное.
– Послушай, душа моя, Алешенька, – начала княгиня, – я скажу тебе новость! – Алевтина покраснела, топнула ногою и взглянула на мать свою грозным оком. Княгиня отвечала дочери взглядом же, чтоб она не боялась, и продолжала начатое: – Княгиня Пелагея Васильевна женит сынка на купеческой дочке и берет полтора миллиона чистогану. Вот умная женщина! Покойник-от князь все спустил в карты, а она, матушка, видишь, как поправляется.
– Знаю, ваше сиятельство! – возразил, смеючись, Хвалынский. – Я сбираюсь поднести новой княгине самого лучшего парижского порошку, чтоб вычистить зубы. Румян и белил у ней довольно.
Княгиня с возрастающею злобою глядела на Хвалынского и искала в уме ответа. В это время фон Драк, не замечая, что поднимается буря, подошел к князю Алексею, и сказал с низким поклоном:
– Все ли вы в добром здоровье, ваше сиятельство, князь Алексей Федорович?
– Здоров, а вы, Иван Егорович? – спросил князь приветливо.
– Да-с, не могу не быть здоровым! – отвечал он, раболепно посматривая на Алевтину. – Ее превосходительство… (Алевтина взглянула на него значительно и гневно.) Да, да, да! – пробормотал дробью фон Драк, смешавшись.
Молодые люди замечали, что в доме происходит нечто необыкновенное, что все в каком-то смущении: видно, скрывают и, кажется, хотят открыть. Не знаем, что последовало бы за этим, если б не вошел в комнату низенький, толстый дворецкий в сером фраке с объявлением: "Кушанье поставлено!". Княгиня поднялась. Алексей подал руку мачехе и повел ее. Хвалынский хотел повести Алевтину, но она, представясь, будто не замечает его движения, подала руку Ивану Егоровичу, который до принятия этой чести низко поклонился. Молодой ветреник вскоре утешился: в столовой подошел он к миловидной гувернантке, которая привела к обеду детей, и забыл обеих барынь.
