Он начал свои поездки почти пять лет назад, в ночь полной Паньи месяца Байана, ровно через месяц после смерти отца. Тогда Филиб был тринадцатилетним подростком, неуклюжим и неуверенным в себе. Мальчик обожал отца, и, когда тот погиб в результате несчастного случая, ему показалось, будто весь мир вокруг него рухнул. Будучи единственным сыном герцога (Симм, младший брат, умер от чумы в младенчестве), он унаследовал все личные вещи покойного: меч и доспехи, кинжал и охотничий лук, седло и плащ из меха рыси, который был на нем во время последней охоты. Мать обещала Филибу сохранить все это до времени, когда он станет достаточно взрослым, чтобы держать в руках оружие и носить доспехи. Но Филиб не мог ждать. Каждая вещь представлялась ему бесценным сокровищем, маленьким кусочком жизни любимого отца. Подсознательно мальчик верил, что боль утраты пройдет, душевная рана затянется, если он окружит себя принадлежавшими отцу вещами. Задолго до того как золотой перстень с печаткой стал Филибу впору, он носил его на цепочке на груди. Каждую ночь в течение первого года после смерти герцога он обычно лежал без сна в своей постели, пристально глядя на печатку, блестевшую при свете свечи. Золотой жеребец, герб Торалдов. Он разговаривал с ним, словно с отцом, рассказывая о событиях минувшего дня и о матери.
В конце концов боль утраты действительно начала стихать — как и говорили мать, дядя и все остальные. Но наслаждение, которое он находил во владении отцовскими вещами, оставалось прежним. Тренируясь с отцовским мечом, мальчик чувствовал, что сам отец учит его сражаться. Охотясь с отцовским луком, он чувствовал, что Филиб-старший идет рядом с ним по следу кабана или лося. Сидя в отцовском седле, он чувствовал, что они скачут по лесу вместе.
Он медленно ехал между деревьями по тропе, пересеченной черными тенями, которые отбрасывали ветви в белом свете Паньи. Перекликались ночные дрозды, и пение птиц, вместе с ароматом огненных цветов и тихим журчанием реки, сладко волновало кровь. Где-то в отдалении ухала сова, и нежно шелестели листья, уступая ласкам легкого ветерка.
Когда впереди за деревьями показались огни храма, до слуха Филиба донесся новый звук — совершенно неожиданный. Где-то в лесу, неподалеку, пел мужчина.
Сначала он подумал, что слышит пение священнослужителя из храма, но скоро понял, что голос приближается слишком быстро. Певец тоже держал путь через лес и шел навстречу Филибу.
