Несколько дней ничего не случается. Но раньше или позже у жертвы появляются симптомы болезни. Вызывают врача, у него нет причин что-либо подозревать. Он может спросить у больного, что тот ел или пил, но предметы, которыми уже годы пользуется больной, подозрений не вызывают. Видите, как все хитро придумано, мистер Винаблз? Единственный, кто знает главу организации, — это сам глава. Его некому выдавать.
— Откуда же вам так много известно? — приветливо спросил мистер Винаблз.
— Когда человек у нас на подозрении, находятся пути выяснить о нем правду.
— Какие же?
— Ну, не обязательно о всех о них рассказывать. Киноаппарат, например. Разные современные приспособления. Человека можно сфотографировать так, что он и не догадается. У нас, например, есть отличные фотографии швейцара, газовщика и тому подобное. Существуют, конечно, такие вещи, как накладные усы, вставные челюсти, но нашего друга очень легко опознали миссис Истербрук, Кэтрин Корриган и еще одна женщина по имени Эдит Биннз. Вообще очень интересно, как иногда можно узнать человека. Например, вот этот джентльмен, мистер Осборн, готов поклясться под присягой, что видел, как вы шли по пятам за отцом Горманом по Бартон-стрит около восьми вечера седьмого октября.
— Да, видел, видел! — Мистер Осборн задыхался от возбуждения. — Я вас описал, описал точно.
— Пожалуй, даже слишком точно, — сказал Лежен. — Дело в том, что не видели вы мистера Винаблза в тот вечер из дверей своей аптеки. Не стояли вы там вовсе. Вы сами шли по пятам за отцом Горманом и убили его…
Мистер Зэкэрайа Осборн спросил:
— Что?
Челюсть у него отвалилась. Глаза вылезли на лоб.
— Мистер Винаблз, разрешите представить вам мистера Осборна, бывшего владельца аптеки на Бартон-стрит. У вас, может, возникнет к нему личный интерес, если я расскажу вам, что мистер Осборн, который некоторое время находится под наблюдением, был настолько неосторожен, что подбросил пакет таллия к вам в сарай. Не зная о вашей болезни, он пытался изобразить вас злодеем этой драмы, будучи упрямцем — так же, как и глупцом, — отказался признать, что сделал глупость.
Осборн трясся и брызгал слюной. Лежен внимательно разглядывал его, как рыбу на крючке.
— Перестарались, — сказал он с упреком. — Сидели бы потихоньку у себя в аптеке, может, все и сошло бы вам с рук. И не пришлось бы мне сейчас заявлять вам, как повелевает долг службы: что бы вы ни сказали, будет записано и может быть использовано на суде.
