— Да почему ты… так со мной разговариваешь?! — Она приподняла, было, ручку для пощечины, но припомнив, чем это чревато, с усилием опустила её на колени. — Где тебя так воспитали?
Ну, ну. Я еще не забыл, что это самое большое оскорбление для благородного дворянина, не воспитывавшегося в пажеском корпусе. Сообщить ему, что его мать, бабушки, тети и прочие принимавшие участие в воспитании родственницы, просто деревенские клуши. По всем правилам я должен сейчас надуться и не обращать на выходки миледи никакого внимания. Но, ты уж прости, меня, Зигель, я так поступать вовсе не намерен!
— А тебе уже не нравится мое воспитание? — Перегнувшись через корзинку, я почти прижал миледи плечом к стенке повозки. — Как же так, дорогая, ведь еще ночью… ты была так в меня влюблена! А у любимых, как всем известно, нет недостатков! Ну, взгляни же мне в глаза… ведь ты же еще собираешься выйти за меня замуж?!
Она отодвинулась от меня, вжалась в оббитые дешевым ситцем доски, и следила за моим пальцем, приближающимся к её подбородку с таким отвращением и ужасом, точно это была по крайней мере змея.
Никогда еще девушки не шарахались от меня с таким испугом… даже когда на мне не висела иллюзия смазливого личика Зигеля.
И это оскорбило и до глубины души возмутило меня. Потому что подтверждало самые худшие подозрения о причинах такой внезапной горячей любви миледи к бедному Зигелю!
А ведь посмотреть на нее со стороны — девчоночка простушка! Голубенькие глазки, рыжеватые бровки… худенькая, почти мальчишечья фигурка… веснушки, ярко проявленные сегодняшним солнцем… Даже дурной мысли при взгляде на такую не мелькнет! Девочка одуванчик! А внутри жадная, корыстная и бессердечная паучиха! Из той породы, что сразу после свадьбы сжирают своих избранников!
— Ну, так как насчет любви?! — Все теснее прижимал я паучиху в угол, и думал при этом, будет ли считаться угодным всеслышащему, если я ее чуть придушу и сброшу с этого моста?!
Чтобы она больше никогда никого не сожрала?
Или… не стоит пачкать руки?!
— Зигель… не надо… — Краснея под моим задумчивым взглядом, прошептала Ортензия, и я опомнился.
Нет, наверное, всеслышащий все же не одобрит такого решения проблемы. Её нужно поймать на горячем и судить… а пока… пусть живет!
— Ну, Орти, раз ты не хочешь есть, сбегай, вымой в реке кружки! — Отстранившись от нее, холодно командую я и с удовольствием слежу, как на ее лице возмущение сменяется разочарованием, потом досадой, покорностью…
