– Однажды ты найдешь свое место. Я видела это.
– Как? – спросила Равенна с надеждой. Сама она таких возможностей не находила, если не уехать отсюда в Дублин.
– Подожди, детка. Подожди немного. А вот и отец Нолан стучит в нашу дверь. Поспеши лучше отворить ему, чтоб не подумал плохо о нашем гостеприимстве.
Принцессе пришлось проявить чрезвычайную осторожность при выборах рыцаря. Вокруг были рыцари высокие, рыцари доблестные и рыцари красивые; но самые рослые, доблестные и пригожие из них не всегда были достойны принцессы, уже утомленной мирскими и плотскими вещами. Лучше благородный дух в теле гнома, чем белый лебедь, пустой сердцем и полный предрассудков. Царственной принцессе Ские следовало внимательно выбирать мужа.
* * *
Оторвавшись от своих бумаг, Равенна вдохнула сочный воздух диких просторов Лира. Она провела дома меньше недели, но уже ощущала, что покоряется прежним привычкам. Босые ноги ее были в пыли. Развесив сушиться прокипяченные простыни, она без всяких церемоний упала в благоуханную траву и взялась за перо. Налетевший с моря ветерок теребил черные кудри, бросал волосы в лицо Равенны, перечитывавшей написанное. Возле носа осталось пятнышко сажи; разводя для стирки огонь, она прикоснулась к щеке. Английское воспитание было забыто.
Равенна была счастлива. Настолько счастлива, что блаженство это мог бы увеличить лишь сказочный принц эльфов Эйдан, явившийся за ней в блестящей броне, чтобы забрать в свой замок. Веймут-хэмпстедская школа осталась в прошлом, Гранье стало лучше, когда туман выполз из глена. Зачем нужны мне друзья, думала Равенна, простирая руки к четырем изумрудным полям Лира, чтобы обнять их. Вот стоячий камень, старый знакомый, и ноги наконец освободились от жестких и ужасных ботинок. Равенна всегда мечтала о том, чтобы у нее были друзья. Наверно, со временем так и случится, но сейчас она просто вернулась домой. Компанию ей составляли Эйдан и Ския, и Равенна убеждала себя, что ничего другого ей и не нужно.
– Почему бы тебе не прогуляться по глену. А я посижу здесь на солнышке и послушаю, как ветер хлопает простынями, – сказала Гранья, довольно покряхтывавшая над корзинкой с новыми котятами, которых сосед подобрал в придорожной канаве. Трое зверьков уже вцепились в передник Граньи, четвертый, черный, которого назвали Малкольмом, устроился на плече старухи, мурлыкая так громко, что даже ветер не мог заглушить его голос.
– А олени по-прежнему выскакивают на поляну, где растут фиалки? – спросила Равенна. Усвоенные в английской школе манеры еле сдерживали порыв, побуждавший пуститься бегом по всем любимым уголкам.
