– Но о чем вы собираетесь говорить? Что вы будете делать?
Взгляд священника сделался далеким.
– Дело серьезное. Мой отец говорил мне, что от него зависит благосостояние нашего изобильного графства.
– И ради этого мы должны переступить через собственную веру?
– Не через веру, а через политику.
По какой-то абсолютно неясной Мойре причине отец Нолан предлагал агнцу возлечь рядом со львом. Она была бы менее удивлена, если бы древние горы Сорра взорвались подобно Везувию.
– Я не поняла даже слова, отец, но если вам нужно уйти из дома сегодня вечером и встретиться с викарием, об этом никто не узнает. Клянусь вам в этом вечной Душой Богоматери Марии.
Над гленом[12] прокатился разряд грома. На соломенную крышу посыпались капли, гроза накатывала на сушу.
– Будет скверная ночь. Вы уверены, что действительно хотите выйти из дома?
Священник улыбнулся. Мойра не хотела напоминать о том, что он уже стар и дорога к викарию, пусть и в запряженной пони тележке, будет тяжелой.
– Отец когда-то давно объяснил мне весьма важную вещь. Понимаешь, я – член совета, который собирается достаточно редко. Это первое собрание за всю мою жизнь.
– Если бы вас звал не викарий, отец, я бы решила, что вы собираетесь воскресить Белых Парней.
Отец Нолан поглядел на нее.
– Гомруль[13] нужен мне, как и любому ирландцу, однако ради него я не хочу ни грабить, ни калечить людей. – И смягчившись, добавил: – А теперь прочь все домыслы. Я отправляюсь на собрание, и покончим с этим.
Он повернулся к огню, но взгляд его устремился вниз, к правой руке, вяло свисавшей с потертого подлокотника. Свет очага выхватил из тьмы золотое кольцо на пальце. Обычное кольцо с кельтским узором в форме змеи. Кольцо невесты. Он отдаст его, быть может, даже сегодня. Как только они выяснят, кто она. Отец передал ему это кольцо… давным-давно. Он сказал тогда: «Ты – хранитель этого кольца, мой сын, и на плечи твои ляжет бремя его». Ляжет бремя его.
Новый удар грома потряс лишенный окон бедный домишко. Мойра поглядела на разлохматившуюся солому, явно опасаясь, что ей что-нибудь упадет на голову.
– Ужасная ночь, разве можно выходить в такую погоду, – ворчала она, помешивая рагу. – Незачем вам ходить.
Священник открыл было рот, чтобы возразить, но она подняла руку.
– Никакие ваши соображения не заставят меня передумать, отец.
– Поступай, как считаешь нужным, Мойра Феннерти, – сказал он, поднимая одеревеневшие старые кости с кресла. И с тоской о горячем очаге, поглядев на горячий обед, молвил: – Потому что сегодня я обязан поступать точно так же.
