И тут появилась она. Она была совершенно восхитительна: миниатюрна, молода, миловидна. Хотя, пожалуй, несколько приземиста. Шла она с большой кошелкой.
— Ой, я вам не помешаю?
— Ну что вы, что вы… — отвечал Митя церемонно.
— А я тут прошлогоднюю бруснику собираю. Люблю очень сладкое. Хотите?
— Спасибо, с удовольствием.
— А вы так романтично грустите. А чего вы на концерт не пошли?
Митю передернуло.
— Потому что поедать живых существ — все равно, что есть самого себя! Потому что мир рушится от живоглотства! Потому что всем пора понять, что у мясоедения нет будущего! Потому что я барсук, понимаете, барсук! Мелес-мелес!
— Ой, как вы здорово говорите. А как вас зовут?
— Дмитрий.
— Дмитрий… Как романтично… А я — Мила. Просто Мила.
Вскоре они поженились.
Вдохновение накатило на Митю через месяц после свадьбы. Однажды утром Мила проснулась от странных звуков и увидела, что муж мечется по комнате. Он тыкался носом в дальний правый угол, разворачивался, бежал в левый ближний, тыкался носом туда и несся обратно. При этом он бормотал нараспев очень странные слова:
— Мелес-мелес, умеешь ли, мелес, услышать свой мелос? Мелос, мелодия мела зимой, когда метит метель тебя, мелес…
— Что ты мелешь? — в ужасе спросила Мила.
Митя резко затормозил посреди комнаты и посмотрел на нее без всякого выражения, как коза в кинокамеру.
— Милый, что с тобой?
— Не мешай! — заорал вдруг барсук. — Ты что, не видишь? Я сочиняю!
— Ты писатель?
— Нет! Я мелический поэт!
Таких слов Мила не знала. Она всхлипнула, схватила кошелку и выбежала из норы. Побродив часа два по лесу, она вернулась с ягодами и увидела, что все было по-прежнему: Митя бегал из угла в угол и бормотал.
Мила выдержала только полгода такой жизни. Поначалу она говорила себе: может, он гений — надо терпеть. Потом говорила: сволочь он, а не гений, но я же его люблю — надо терпеть. Потом: я его не люблю, эту сволочь, но вдруг будут дети — надо терпеть. А Митя все бегал и бегал по комнате, и наконец настал день, когда Мила спросила себя: а надо ли терпеть?
— А надо ли терпеть? — спросила она вслух.
— Что? — остановился Митя.
— Ты погубил мою жизнь! — закричала Мила.
— Мещанка! — отвечал барсук.
Мила зарыдала в голос. Митя попытался продолжить процесс письма, но ничего не выходило — после каждой его пробежки рыдания Милы нарастали. Тогда он угрюмо сел в самом дальнем от жены углу и прислушался к ее горьким словам.
— …как брошенная, — причитала Мила. — Ни ласкового слова, ничего. Целый день: «мелес, мелес», а ведь я сирота. И жрать с ним грибы эти. Я мяса хочу! Гад! Собака норная!
